– Куришь? – спросил меня Райнер по-свойски, протянув открытую пачку сигарет.
– Да, – призналась я и, словно жребий, вытянула сигарету из открытой пачки. Мы закурили.
Райнер, прищурившись от солнца, сказал:
– Жена нам мешать не будет, дети разбрелись по своим делам. Прошу тебя, пусть они не попадают в кадр, даже если кто-то придет домой.
– Конечно, обещаю тебе. – Я затянулась тяжелым дымом: сигареты были крепкие. – Ты скажешь, чего так боишься?
Райнер выпустил изо рта струйку дыма, которая была тут же просканирована солнечными лучами:
– Я расскажу. – Он улыбнулся. – И извини за меры предосторожности, возможно, со стороны глупо смотрится, но иначе нельзя.
– Не проблема, – улыбнулась я в ответ.
Есть такие люди, с которыми не нужны церемонии, демонстрация хороших манер и можно сразу без лишних вопросов перейти на ты и говорить обо всём, что придет в голову, не беспокоясь, что о вас могут плохо подумать. Райнер из таких людей – что называется
– Этот дом, он не весь твой? – кивнула я на двухэтажное здание с большой мансардой, выкрашенное в белый цвет, как и большинство домов городка.
Райнер хохотнул:
– Что ты! Только третий этаж, то есть неполноценный третий – мансарда! Сама сейчас увидишь.
Воровато оглянувшись, он бросил сигарету на дорогу, подоткнув ее кроссовком под бордюр, и подмигнул мне: я последовала его примеру.
– Ну что, приглашаю вас к себе, – сообщил Райнер Сергею и оператору, – а теперь все за мной!
По узкой дорожке, вымощенной мелкой плиткой, мы проcледовали за стремительно рванувшим Хёссом во внутренний двор, где сбоку, спрятанный от глаз любопытных, располагался подъезд с массивной деревянной дверью. По дороге мы миновали железные детские качели и турник в крохотном дворике, которые, несмотря на свет дня, отчего-то выглядели зловеще. У самого подъезда стояли несколько велосипедов. Каменная желтая лестница, сразу за дверью подъезда, отталкивалась от белых оштукатуренных стен на каждом этаже. Кое-где стены украшали несколько картинок в простых пластиковых рамках – видимо, сами жильцы пытались внести какие-то яркие пятна в бледную монотонность подъезда и нарушить жесткую симметрию его форм, нагонявшую тоску. Райнер, скользя ладонью по деревянным перилам, поднимался выше по лестнице. Мы остановились на третьем этаже. Он распахнул ту дверь, что была справа.
«Добро пожаловать!» – слова Хёсса отскочили эхом от белых стен.
У входной двери стоял высокий деревянный шкаф для обуви, забитый кроссовками и сандалиями самых разных цветов и размеров. Интересно, сколько у Райнера детей? Двое? Трое?