После съемки Роммель нашел в себе силы «погулять по дому» перед камерой. Дошел до дальнего угла гостиной, где у него был кабинет, и стал открывать папки и подшивки, в которых оказались современные и старые материалы о Третьем рейхе, а также приказы, подписанные рукой отца, его письма.

– Хочешь? – дрожащей рукой он протянул мне машинописную страничку с приказом за подписью Эрвина Роммеля.

– В смысле? – не поняла я.

– В смысле я дарю тебе… – И Манфред, без всякого сожаления протянул мне трясущейся рукой документ. – У меня их много…

Много. Уже много месяцев я пытаюсь разыскать этот старый замусоленный листок – некогда важную официальную бумагу. Даже предположить не могу, куда я его дела и как вообще могла потерять его. Мне очень жаль, настолько, что я порой снова и снова перерываю ящики стол, но обнаружить его никак не получается. Хотя верю, что он где-то здесь, со мной. Как верю в то, что Манфред и Лизелотте до сих пор сидят на скамейке и машут нам вслед. Солнце уже печет не так жарко, потому что дело к вечеру, и Манфред, кажется, дышит полной грудью.

«Здоровье бывшего мэра Штутгарта Манфреда Роммеля значительно ухудшилось. По информации «Штутгарт Цайтунг», 84-летний Роммель вследствие падения попал в больницу. Роммель страдает болезнью Паркинсона последние 17 лет и почти всё время прикован к инвалидному креслу…»¹⁵⁵

Мне не хочется видеть больше имя Манфреда Роммеля в газетах, потому что в следующий раз оно неминуемо появится в очень грустном контексте, – так не лучше ли оставить его застывшим дагерротипом в конце июня 2010 года, там, на скамейке, рядом с Лизелотте?

Отражение Бертольда фон Штауффенберга в паутинке трещин старинного зеркала застыло у одного из столиков гостиной с фотографиями. «Вот это я с отцом в Берлине. – Бертольд коснулся серебристой фоторамки, что стояла у самого зеркала. – Мне тут года три-четыре. Это еще до покушения на Гитлера, разумеется».

На фото я увидела мужчину с густыми волосами, уложенными на левый пробор, изящными чертами лица, в костюме, белой рубашке и галстуке. Лицо его еще не рассечено черной полосой повязки, которая будет прикрывать отсутствующий левый глаз. Левой рукой, всеми пальцами (два он потеряет после ранения) он держит раскрытую детскую книжку, а правой, которой скоро и вовсе не будет, обнимает восторженно смотрящего на него Бертольда, больше похожего на девочку, – с русым каре, в колготках, сандалиях и двуцветной кофточке.

«Я родился в 1934 году, – пояснил Бертольд, – а родители мои поженились в 1933-м. Тогда отец только начинал свою службу в Бамберге, в шестидесяти километрах к северу от Нюрнберга. А родители моей матери переехали в Бамберг после Первой мировой войны, купили там дом. В общем, в 1933-м, когда мой отец служил в Бамберге в звании обер-лейтенанта, он и женился на моей матери, Нине фон Лерхенфельд. Сначала родился я, а после меня еще четверо детей. Младшая дочь, Констанция, родилась уже после покушения на Гитлера и смерти отца, в январе 1945-го, так что его она никогда не видела.