Длинный сверток, лежавший по левую руку и очертаниями подозрительно похожий на человека, заворочался. Из куколки вместо прекрасной бабочки вылупился помятый и злой Мишка Карпин. Зотов приложил палец к губам и попробовал встать. Получилось плохо, затекшие ноги протестующе взвыли, суставы жалобно защелкали. Зотов подавил болезненный стон и ползком добрался до противоположной стены. Тихонечко постучал и прислушался. В санчасти приглушенно зашуршало, донеслись осторожные шаги, стена отъехала в сторону, пропуская в мертвецкую робкие отсветы керосиновой лампы. В открывшейся дыре показалось усталое лицо медсестры Людочки Беляковой.

– Товарищ Зотов, – прошептала она. – Спасите меня, я с ним не могу больше, сил моих нет.

Зотов обворожительно улыбнулся в ответ. Решетов определенно был в полном порядке.

Глава 20

Глава 20

Охотничий инстинкт, заставляющий вздрагивать от малейшего чиха и волнующий кровь, для сидящего в засаде меньшее из зол. Борьба с мочевым пузырем тоже терпима. Омертвевшие ноги как данность. Чувство опасности быстро сменяется апатией. Час, два – и тебя уже неодолимо тянет поспать. И черт с ней, с засадой, как-нибудь само образуется. Но самое трудное в засаде – это молчать. Так уж устроен человек, если он не один, то его неудержимо тянет поговорить. Пусть о погоде, детишках или еще какой чепухе. Молчать невежливо и противоестественно. Хотя бы пошлый анекдот рассказать. Любое затянувшееся молчание общественно порицается, выходит неловким и оставляет осадочек на душе. Молчуны не в почете. Они вроде что-то задумывают, пакости разные. Наверное, так повелось с первобытных времен, когда наши дикие предки, по кой черт спустившиеся с деревьев, жались друг к дружке мохнатыми спинами в темноте. Они сидели и разговаривали. Голос был единственным подтверждением, что тебя не утащили хищники. А если кого утащили, то это и к лучшему, значит, остальные переживут очередную страшную ночь и отомстят подвернувшемуся под руку мамонту. Молчание медленно убивает, вынуждает нервничать и стыдливо откашливаться, прочищая пересохшее горло. Твои чувства обострены, мозг паникует. Глаза видят людей. Открываешь рот и вовремя одергиваешь себя. Ты в засаде.

Света от керосинки хватало лишь для того, чтобы в землянке не устоялась полная темнота. Тени метались по низкому потолку, клубы мрака набухали вдоль стен, размывая очертания людей и немногочисленной мебели. Стрелки на циферблате застыли на без пятнадцати два и отказались идти. Оборот секундной, казалось, длился много часов. Зотов сидел полностью скрытый во тьме, перекатывая в пальцах левой руки кусок влажной глины. Из угла открывался великолепный вид на плотно закрытую дверь, все пересекающее линию огня убрано. «Шмайссер» снят с предохранителя, указательный палец вдоль спусковой скобы. Одно мгновение от оценки опасности до принятия решения и начала стрельбы. Рядом, на подстилке, два дополнительных магазина. Авось не понадобятся, лучше взять сволочь без боя. Если, конечно, придет. Кобура с ТТ расстегнута, нож в сапоге. Вроде готов. Зотов старался дышать размеренно и неслышно, успокаивая расшалившиеся нервишки.