– Нет, закончим с советом, будет полковнику Рихтеру подарочек. – Губы Решетова растянулись в зловещей ухмылке. – Витя у нас из Москвы, многое может порассказать, да, Вить?
– Как Кузьма поросят в колхозе сношал? – Зотов расслабился, сердце дернулось и вновь завелось. Можно немного пожить.
– Тварь! – Кузьма подскочил и ударил в лицо. Зотов опрокинулся на спину, рот наполнился противным, отдающим медью киселем. Пинок сапога в ребра заставил согнуться и сдавленно заурчать.
– Хватит, – прекратил экзекуцию Решетов. – Руки свяжи – и в яму.
– Поднялся! – Кузьма рывком поставил Зотова на колени. – Только дернись, паскуда!
Зотов зашипел от резкой боли и сплюнул тягучую, липкую кровь. Сгусток повис на подбородке. Кузьма пыхтел за спиной, перетягивая руки веревкой.
– Встал, тварь! – Ствол врезался под лопатку.
Зотова вывели на улицу, прохладный ночной ветерок остудил разгоряченное, огнем полыхающее лицо. С низины на урочище в мертвом лунном свете ползли лохмотья сырого тумана, пахло болотиной и стоячей водой. На поле из седой пелены торчали островки сухого чертополоха и одинокие кривые березы. Под черным куполом храма зловеще причитал козодой. Смрадное дыхание Кузьмы касалось затылка. О том, чтобы сигануть в кусты, не могло быть и речи. А Зотов и не стремился бежать.
– Чертячья ночка, – посетовал Кузьма, пихая пленника по едва заметной тропе.
– Нам на руку, – хмыкнул Решетов. – Лестницу приготовил?
– Обойдется, не прынц, – паскудно хихикнул Кузьма, тропка привела за церковь. – Лети, дорогой!
Зотова пихнули в спину, он испуганно вскрикнул и рухнул в черную бездну. Свалился плашмя – от удара выбило дух – и заворочался огромным оглушенным червем. Падение смягчил ковер из прошлогодней листвы. Зотов перевернулся на спину и увидел над собой пятно звездного неба. Яма была метра три глубиной.
– Не убился? – На фоне ночного неба появилась голова Кузьмы.
Зотов нечленораздельно замычал в ответ, суча ногами и молясь, чтобы переломов было поменьше.
– Живучий ублюдок, – хмыкнул Кузьма.
– Сходи кликни Павленко, – распорядился Решетов, невидимый в темноте. – Пусть караулит.
– Да куда он денется?
– Иди.
– Возись тут со всяким дерьмом…
Кузьма ушел. Зотов прикусил губу, сдерживая рвущийся стон. От боли темнело в глазах. В яме царила чернильная, непроглядная мгла, дышала в лицо подвальной сыростью. Луна высвечивала край искрошенной кирпичной кладки. На дне скопилась бодрящая ледяная вода, левый бок и задница промокли насквозь. Зотов усилием воли заставил себя подняться на подкашивающиеся ноги.