– Это война, капитан, – глухо отозвался Зотов. – Миллионы предпочли предательству смерть и концлагеря. Но не ты. Ты оправдываешься, как нашкодивший пионер.

– Не тебе судить, – прорычал Решетов.

– Ошибаешься – мне. Ты убил Твердовского?

– Он лез не в свое дело, совал всюду свой нос. Но убил его не я.

– Ты отдал приказ.

– У меня не было выхода.

– Ну ясно, тебя заставили. А Валька? Чем провинился шестнадцатилетний пацан, у которого мамкино молоко на губах не обсохло, чтобы его убили и разрезали на куски?

– Ты сам сказал – это война, а на войне гибнут невинные.

– Хотел пустить следствие по ложному следу? Дескать, Валька завалил Твердовского, похитил синюю тетрадь и сбежал. Все гладко, только вышла промашка – подручные хреново спрятали труп. Кстати, знаменитая синяя у тебя?

– У меня.

– Что в ней?

– Ничего, чепуха и стишки. Заготовка под мемуары. Я ее сжег.

– Вот оно как. – Зотов расплылся в довольной улыбке. Ай да Твердовский, ай да сукин сын. Хитро придумано, запугал всех синей тетрадкой, а настоящий архив хранил совсем в другом месте, в подвале у Антонины. Классическая обманка, словно по нотам разыграно. Настоящий, матерый контрразведчик был, не подкопаешься.

– Как теперь быть, Витя? – В голосе Решетова на миг проскользнула мольба. Нет, показалось.

– Ты отдашь Кольку, и мы разбежимся, – предложил Зотов. – Я вернусь в отряд и отменю совет. За это время ты и твои люди успеют уйти. А потом, может быть, когда-нибудь мы снова встретимся и поставим жирную точку.

– Так не пойдет.

– Хватит смертей, капитан. Или гауптман? Не знаю, чем немцы тебя соблазнили, уверен, свои тридцать сребреников ты получил. Еще не поздно остановиться.

– Остановиться? – Решетов плавно качнулся на каблуках. – А зачем? Справедливый советский суд, раскаяние и прочая лабуда? И ты непременно замолвишь словечко? Не смеши. Мне все одно – вышка, я таких дров наломал, голова кругом идет. Нет, Вить, у меня дорога одна – с немцами. Мне назад пути нет.

– Беги к хозяевам нашкодившей сучкой. Только не убивай никого.

– Думаешь, немец меня за провал задания по головке погладит? – Решетов пропустил оскорбление мимо ушей. – Нет, Вить, я как раненая крыса в углу. А загнанная крыса – кусачая и опасная тварь. И свое последнее слово я еще не сказал.