– Плохо это кончится, капитан.

– А я не оптимистичен. – Решетов сверкнул глазами. – Теперь скажи, Вить, в чем подвох?

– Ни в чем, – почти честно признался Зотов.

– Думаешь, я поверю, будто ты явился один, никого не предупредив? Ты кто угодно, Витя, но не дурак.

– А у меня бывают сомнения, – усмехнулся Зотов. – Я один, так уж вышло, поверь.

– И никому не сказал? – Бровь Решетова выгнулась дугой.

– Никому. Не мог же я бегать по лагерю с дневником психованного убийцы в руках? Потому и приперся в поисках железобетонных доказательств. Ведь до конца верил – это ошибка, стечение дрянных обстоятельств. Теперь понимаю, насколько дерьмовый был план.

– Да брешет он! Зуб даю, брешет! – В двери появился Кузьма, уже без сала, но при оружии.

– Подслушивать нехорошо, – укорил Зотов.

– Рот закрой, сука! – ощерился Кузьма. – Сваливать надо, капитан, сваливать. Эта шкура нас заложила!

– Никто никуда не уйдет, – спокойно возразил Решетов. – И прекрати орать, башка раскалывается.

– Ты ему веришь?

– Не верю, – отозвался Решетов. – Но мы останемся, операция началась, придется рискнуть.

– Да тут скоро все партизаны местные будут!

– А если не будут? Сбежим, поджав хвост? Чтобы на нас открыли охоту и немцы, и красные? Тогда точно конец, дурья башка, а так вдруг еще выкрутимся.

– Ты с ума, что ли, сбрендил?

– Выполняй приказ, сержант.

Зотов не смог сдержать глумливой улыбки. Решетов уперся! Он парень упрямый, это все знают, на то и расчет. Хер его сдвинешь. Давай, Решетов, не сдавайся, я за тебя!

– Этого в расход? – Кузьма зыркнул на пленника.

Сердце у Зотова оборвалось, он инстинктивно сжался. Подыхать не хотелось совсем.