– Как спишь после этого?

– Не поверишь – отлично. Поначалу терзался, не без того, потом полегчало. Что сделано, то сделано, прошлое не вернуть. У нас двое из группы сломались, не выдержали, кишка оказалась тонка. Один вены в бане вскрыл, второй запил и начал трепать. От него до Аркаши, пронырливого сукиного сына, информация о 113-й дивизии и дошла. Хорошо, вовремя глотку успели заткнуть.

– И стоило это того?

– Не знаю, – выдохнул Решетов. – Главное – жив.

– А зачем тебе жить?

– Пошел ты. – Решетов вполголоса выматерился. – На моем месте окажешься – узнаешь, а мою поганую шкуру тебе скоро надеть предстоит. В абвере простой выбор дадут – петь соловьем или кишки на руку намотать. Тогда вспомнишь меня.

– Вспомню, Никит.

– Смейся, Вить, смейся. – Решетов загорячился и зачастил: – Нельзя мне было иначе, нельзя. – В голосе слышались умоляющие нотки. Человек, предавший все, что имел, искал сочувствия в этот момент. – Понимаешь?

– Понимаю.

– Да ни хера ты не понимаешь. – Решетов отпрянул, в яму, сыпанув искрами, полетел окурок. Послышались голоса.

– Павленко привел, – буркнул Кузьма.

– Задержанного охраняй, – распорядился Решетов.

– Будет исполнено, – прогудел Павленко. Зотов по голосу вспомнил угрюмого, неразговорчивого бородатого мужика.

– Кузьма, – позвал Решетов. – Сколько ходу до лагеря? Часа полтора?

– Где-то так, если мух …ом не ловить.

– Ага, сейчас без пятнадцати два. Иди к Пакшину, пусть летит в отряд, словно в жопу ужаленный. Пусть глянет, что там да как. Если спросят, пусть скажет, я планшетку в землянке забыл и дело срочное.

– А если его…

– Вот и проверим, насвистел нам Витек или нет. К шести Пакшин не вернется, значит, снимаемся и уходим. Ясно?

– Ясно.

Судя по звукам, Кузьма убежал срывать Пакшина с обжитого гнезда. Осторожен Решетов, молодец. Только ничего не выйдет с проверкой у них, Зотов и правда никому ничего не сказал…