Орлов молчал, но его лицо напряглось. Он прикусил губу и только силой воли заставлял себя стоять спокойно.

Вячеслав удивился переложил аппарат в правую руку, взяв его за ручку.

– Вы чего? – удивился он и взмахнул рукой. – Да погасите вы фонари. Вон, – он поднял правую руку вместе с аппаратом вверх. – как светло от дыр в потолке. Нам еще на обратный путь…

– Кончай махать руками! Ставь аппарат! – закричал Гольгиссер.

– Мы все умрем! – зарыдала Ирка.

Саша Шелест сел на землю и спрятал лицо в коленях:

– Мы никогда не выберемся отсюда, – простонал он.

Владимир Антонович тревожно оглянулся.

– Без паники, – неуверенно сказал он. – Мы найдем выход. Ирочка, иди ко мне деточка, не плачь!

Вячеслав поставил аппарат.

– Выключи! Скорей! – глухо прохрипел Гольгиссер, и сам, протянув руку, перевел вниз рычажок.

Вячеслав изумленно наблюдал, как Ирка с Костей рыдают на груди у деда, Саша, сжав голову ладонями, легонько мычит, раскачиваясь из стороны в сторону, а Орлов бежит прочь от каменного истукана, норовя врезаться в стену.

– Эй, вы чего? – испуганно спросил он.

– Ах вы, сени мои, сени! – лихо грянул Малахов, не в силах более сдерживаться.

– Дурдом на выгуле, – поставил диагноз Вячеслав.

Гольгиссер, которого излучение задело лишь краем, потянул Вячеслава за рукав.

– Должно пройти минут двадцать, – сказал он, – и они сами успокоятся. – Он тревожно посмотрел на Орлова. – Ты только смотри, чтобы они от расстройства не очень сильно бились головой об стенку.

Они успокоились немного раньше. Уже через десять минут Малахов закончил исполнять весь свой репертуар, который, впрочем, был не слишком велик, а Орлов уверил, что он больше не будет пытаться пробить головой выход наружу. Ирка вытерла слезы и сообщила, что она не намерена больше прохлаждаться под землей, потому что ей пора в косметический салон.

– Понятно, что это за штука? – спросил Гольгиссер Орлова. – А ты говоришь – отдать.

– Вообще-то, – замялся Григорий Орлов, – по всем правилам международного сотрудничества, надо бы отдать… как-нибудь.