– Или убитый мальчик, – напомнила Робин. – Ты говорил, что Билли на этот счет не уверен.
Ее непокорное воображение рисовало маленький скелет в полусгнивших лоскутах одеяла. Можно ли по останкам определить, какого пола был ребенок? Не осталось ли там заколки, обрывка шнурка, пряди длинных волос?
«Только бы там оказалось пусто, – думала Робин. – Господи, только бы там оказалось пусто».
Но вслух она сказала:
– А если в ложбине все-таки окажется… что-то… кто-то?..
– Тогда моя версия рухнет: представить себе не могу, как задушенный в Оксфордшире ребенок впишется в упомянутые обстоятельства.
– Не факт, – рассудительно сказала Робин. – Возможно, ты прав в отношении того, кто убил Чизуэлла, а это, быть может, совершенно отдельное…
– Нет. – Страйк покачал головой. – Слишком много совпадений. Если в ложбине что-то похоронено, оно увязывается со всем остальным. Один брат в детстве видел убийство, второй брат через двадцать лет начинает шантажировать убийцу, ребенок похоронен на земле Чизуэлла… если в ложбине похоронен ребенок, он куда-нибудь да вписывается. Но могу поспорить на что угодно: там ничего нет. Будь у меня полная уверенность, что в ложбине есть тело, я бы тут же доверил раскопки полицейским. Сегодняшний вечер – это ради Билли. Я ему обещал.
У них перед глазами дорога мало-помалу растворялась в темноте. Страйк время от времени поглядывал на мобильный.
– Где его черти носят, этого Барклая? А, вот!
Позади них на дорогу вынырнул свет фар. Подъехавший на стареньком «гольфе» Барклай затормозил и выключил фары. В боковом зеркале Робин видела, как вышедший из машины силуэт превратился в сыщика; у того за спиной был такой же вещмешок, как у Страйка.
– Здорово, – сказал Барклай, остановившись у пассажирского окна. – Подходящий вечерок для гробокопателей.
– Ты припозднился, – заметил Страйк.
– Ага, знаю. Представь себе: Флик звонила. Подумал, ты захочешь услышать, что она сказала.
– Садись назад, – предложил Страйк. – Расскажешь, пока мы выжидаем время. Еще минут десять – и будет хоть глаз выколи.
Устроившись на заднем сиденье «лендровера», он захлопнул дверь. Страйк и Робин повернулись к нему для разговора.
– Так вот: прорезалась, тудэмо-сюдэмо…
– Переведи, пожалуйста, на человеческий.
– Ревет белугой, от страха срет кирпичами. Сегодня полиция к ней нагрянула.
– Спохватились… давно пора, – сказал Страйк. – И?