– Ну-ка, ну-ка, извольте подробнее, – Бонч прищурился по-ленински.

Он пытался подражать своему кумиру.

Свет лампы не позволял видеть глаза Свердлова, однако Федор чувствовал, как они пылают за холодным блеском пенсне, как не нравится доктор Агапкин всесильному председателю ВЦИК.

Яков Михайлович никому не подражал, он был сам себе кумир.

– Чтобы говорить подробней, я должен знать, из какого оружия стреляли. Калибр, расстояние, направление, хотя бы приблизительно, – сказал Федор.

– Пока идет следствие, точных ответов быть не может, – заявил Свердлов и отвернулся.

– Почему же? – возразил Ленин. – Кое-что известно. Стреляли в меня из револьвера, в спину, с двух-трех шагов. Свидетели подтвердят это.

– Свидетели подтвердят что угодно, – пробормотал Яков Михайлович и вышел так же внезапно, как появился.

Федор закончил перевязку. Вождь лежал в чистой фланелевой фуфайке, накрытый пледом.

– А что, рука правда серьезно пострадала? – тихо, сочувственно спросил Бонч.

– Заметили? – зло усмехнулся Ленин. – И на том спасибо. Яков Михайлович вообще не обратил внимания. А у меня, между прочим, перелом плечевой кости. Федя, кажется, Надежда Константиновна вернулась. Встреть ее и приведи сюда.

Входная дверь была распахнута. Снаружи маячили силуэты красноармейцев со штыками. Крупская только что вошла, и первым встретил ее Свердлов.

– У нас с Ильичем все сговорено, – донесся его шепот.

Над кожаным плечом председателя ВЦИК маячили страшные, выпученные глаза Надежды Константиновны.

– Что? Что значит – сговорено? – истерически выкрикнула Крупская.

– Тихо, тихо, – Свердлов резко обернулся и увидел Федора.

«Он меня прикончит, довольно скоро», – отметил Федор со странным спокойствием и обратился к Крупской:

– Надежда Константиновна, пойдемте, не волнуйтесь, ранения легкие.

– Федя, объясни, я не понимаю. – Она тяжело оперлась на его руку. – Что они с ним сделали? Почему? Что значит – сговорено?

Едва волоча ноги, она подошла к мужу, постояла над ним. Минуту они молча смотрели друг на друга.