Доктор с удовольствием сообщил Мэтту и Бену, что препарат, который ей давали, не может излечить шизофрению, а может только облегчить наиболее тяжелые симптомы. А список этих симптомов в устах врача казался бесконечным: спутанные мысли, паранойя, галлюцинации, мании, отсутствие самопомощи, уход в себя, сильная тревога, перевозбуждение… Ее состояние может только ухудшаться, подчеркнул медик. Правда, иногда — но это только иногда — она может входить в ремиссию, и в эти периоды миссис Купер будет выглядеть абсолютно нормально. По-видимому, врач считал, что сообщает им обнадеживающие новости.

— Я всем доставляю одни неприятности, — сказала Изабель, глядя с постели глазами старой женщины.

— Что ты, ма! Ну конечно же, нет! И не волнуйся об этом, — попытался успокоить ее младший сын.

— Это ты, Бен? — спросила больная.

— Да, ма. Я здесь.

Он сидел и общался с ней уже около сорока минут. Мэтт провел с ними первые полчаса, а потом вышел из палаты. Сказал, что ему надо глотнуть свежего воздуха.

— Ты хороший мальчик. Я немного приболела, да? — посмотрела на сына пациентка.

— Ты выздоровеешь, ма.

Миссис Купер повернула голову, беспомощно скалясь и подмигивая, и протянула Бену руку. На воротнике ее сорочки виднелась капля слюны. На тумбочке рядом с кроватью стояла небольшая вазочка с гипсофилами[97], которые были такого же цвета, как простыни и ее кожа. Бен истекал потом в жаркой больничной палате, но рука его матери была холодной и липкой.

— Как же ты похож на своего папу, — сказала Изабель. — Такой симпатичный молодой человек…

Сын улыбнулся и пожал ей руку, понимая, что за этим последует, боясь ее следующего вопроса и не зная, что на него ответить.

— Ты уже женился, Бен?

— Нет, мам. Ты же знаешь, что нет.

— Скоро ты найдешь себе хорошую девочку. Я хотела бы увидеть тебя женатым и с детьми.

— Не волнуйся.

Полицейский понимал, что эти фразы ничего не значат. Но в его словаре отсутствовали слова, значение которых они оба могли бы понять и которые могли бы принести им успокоение.

Плечи Изабель дергались, а ноги толкались и изгибались, двигаясь под больничными простынями, как беспокойные животные. Ее язык высунулся изо рта, и она с удивлением осматривала больничную палату, а потом вновь сфокусировала свой взгляд на сыне. Пожилая женщина пылко осматривала его лицо, и в глазах у нее были отчаяние и мольба. Она взглядом посылала ему молчаливую просьбу, умоляя его дать ей хоть каплю утешения.

— Совсем как твой папа, — повторила она.

Бен ждал. Его мускулы оцепенели, и в голове не осталось ни одной мысли. Он походил на загипнотизированного кролика, ожидающего последнего, смертельного укуса. От того, что он задержал дыхание, его легкие заболели. Полицейский знал, что не сможет отказать ей в ее мольбе.