Но я закрыл глаза. В мыслях я обращался к Господу с просьбой помиловать сего человека и ниспослать милосердие в жестокое сердце Ягуара, но, видно, слишком грешен я был, чтобы молитву услышали.

В конце концов Педро заговорил.

– Кортес приказал. Кортес умен. Умнее всех вас. Он позвал всех собак, которым вы отдавили хвосты. Он показал, что вам можно пустить кровь, и позволил сделать это. И сейчас твой город сдыхает. И люди сдохнут вместе с ним. Гореть им в геенне огненной. А Кортес заберет все золото. И женщин. И земли…

– Если суждено, то так и случится, – спокойно отвечал ему Тлауликоли. – Ты рассказывай, что знаешь о смерти Монтесумы.

Педро не стал запираться, а я решился открыть глаза. Мой товарищ по несчастью был весь покрыт кровью, на плечах и груди его темнели пятна снятой кожи, а по щекам текли слезы.

– Кортес позвал меня и еще троих, которых знал и которым верил. Он сказал, что надо зачистить хвосты. Что если мы оставим мешиков жить, то Монтесума вернет себе трон и тогда уж точно не простит нам всего, что мы сделали. А если он вдруг умрет, то, глядишь, мешики станут делить власть и тогда им будет не до нас. Мы успеем уйти. Только по мне, мог бы на слова и не растрачиваться. Мне хватило того камушка, который Кортес дал за дело.

Удивился ли я, услышав это признание? Испытал ли гнев? Пожалуй, что нет. И, проведя ночь связанным, я не спал, но думал. Прав ли был Кортес, убив того, кому пообещал свободу и защиту? И прав ли был я, поверив человеку, веры недостойному? И прав ли я, проникаясь верой к дикарю, не знающему слова Божия? Кортес спасал наши жизни, а жизнь христианина бесценна. Так стоит ли упрекать его за вынужденную подлость?