И тут Михаил вспомнил. Идеальные домашние костюмчики. Накрахмаленные салфетки. Вечно милая улыбка. Она не просто из телевизора, эта женщина. Это Настя. Его первая… нет, не любовь. И не жена. Но жениться на ней он когда-то хотел, это да…

– Мишенька, пойдем, мой милый. – Она смело схватила его под руку. – Пойдем. Погуляем по парку.

А Константин, который оказался Юрьевичем, щелкнул пальцами – так он всегда призывал санитаров. И шаги за их спиной загрохотали совсем уж рядом.

Настя поморщилась, но ничего не сказала. Только понизила голос, зашептала ему в ухо почти интимно:

– Миш, мне правда ужасно жаль. Ты всегда был надежный, правильный, добрый… и вдруг такое. Я до сих пор поверить не могу.

О чем она говорит?

– Настя, – очень медленно начал он. – Этот доктор, Константин, как его, прав. У меня в голове хаос. Помоги мне разобраться. Я вообще ничего не помню. Почему мы с тобой расстались? Я тебя обидел? Или ты сама от меня ушла?

– Томский, – фыркнула она. – Со мной-то чего косить? Я своя, ментам тебя не сдам. Или ты правда псих?

Недавно был уверен: он сумасшедший, за решетками ему лучше. А сейчас отчаянно захотелось ударить ее по лицу за обидное слово.

Томский с немалым трудом удержался от порыва. Повторил:

– Пожалуйста, скажи. Почему мы с тобой разошлись?

– Ладно. – Ее лицо окаменело. – Скажу. Ты меня выгнал, когда встретил свою детдомовку.

– Да. – Лицо Михаила просветлело. – Настя, спасибо! Я вспомнил. Рынок, велосипеды, поход тот дурацкий…

Обернулся к женщине, молвил жалобно:

– Но я не выгонял тебя. И не обижал. Попросил уйти по-хорошему…

– Да, Томский, ты совсем деградировал. Даже говоришь как детсадовец, – поморщилась женщина. – Зря я, видно, с тобой связалась.

И покосилась на часы.

Неужели уйдет?

– Нет, Настя, подожди, – торопливо произнес он. – Не бросай меня. Это ведь ты сказала, чтобы мне уколы больше не делали?

Она усмехнулась: