Челюсти свело намертво. Хуртиг уставился на накрытый стол, слыша в то же время, как открывается дверь где-то в темной части помещения.
Конус света, два человека движутся к нему. Никаких лиц, только черные силуэты. В дверной проем Хуртиг увидел какую-то комнату с матрасом на персидском ковре.
По другую сторону стола – лицо Исаака, по которому ходят тени.
Темные силуэты посветлели, и Хуртиг увидел, что это Ванья и Эйстейн.
И услышал голос Исаака.
Камень за камнем, постепенно.
– Когда мама умерла, мы приняли решение. Какой позор, что те, кто причинил ей боль, пережили ее!
Эти слова объяснили все, и остальное стало бессмысленным.
– Так ты не ездил в Берлин? – спросил Хуртиг.
– Нет. Я снял номер в пансионате в Стренгнэсе и прогулялся с Ингу. До запруды.
– И приходил в почтовое отделение в Хорнстулле? На записи с камеры наблюдения был ты?
– Я попросил Хольгера подбросить меня туда при случае, предположил, что почта под наблюдением, и решил устроить дымовую завесу.
Хуртиг понял, почему Эйстейн честно рассказал про абонентский ящик. Они хотели, чтобы их увидели, хотели, чтобы их раскрыли, хотели продемонстрировать свое превосходство.
Нарциссизм.
Хуртиг снова посмотрел на картину. И на подпись.
– Что значит
–