– Я хочу быть с тобой честным.

Снова тот самый смех – тихое невеселое фырканье.

– Правда?

– Я серьезно. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Он взглянул мне в лицо и сел.

– Ого. И что же?

– Твоя мама мне кое-что рассказала. Она была пьяная, думала, что я Дэнни, и… просила прощения.

В лице у него что-то надломилось, не сразу, а как будто в замедленной съемке.

– За что?

Я перевел дыхание.

– За то, что сбила меня на машине.

Николас так же медленно сжался, опустил голову на колени, и я уже не видел его лица. Я пересказал ему все, что слышал от Джессики, – как она предупреждала Дэнни, чтобы не катался на велосипеде в темноте, и на минуту в комнате стало тихо – не было слышно ничего, кроме его прерывистого дыхания. Затем он поднял голову, и лицо у него было какое-то одновременно и яростное, и беззащитное.

– Значит, это был несчастный случай, – сказал он. – Никто не хотел убивать Дэнни. Просто чудовищная случайность.

Я мог просто кивнуть. Мог не отнимать у него этот миг жуткого облегчения от того, что люди, которых он любит, не убийцы. Может быть, в благодарность он дал бы мне уйти.

Но он хотел знать правду, а я хотел хоть раз в жизни быть честным хоть с кем-то.

– Может быть, – сказал я. – Я не уверен.

– Что значит – не уверен? Зачем бы моя мать стала признаваться, что нечаянно убила Дэнни, если она этого не делала?

– Может быть, выгораживала Патрика, – сказал я. – А может быть, Патрик как-то внушил ей, что это она виновата. Мы же видели все эти записи об арестах…

– Это еще ничего не доказывает, – сказал он. – Ну да, он с кем-то подрался в старшей школе. Это еще не значит, что он убил родного брата. Нет. Патрик не виноват. Это мама, и она случайно. Ты просто хочешь, чтобы я продолжал искать, и ты мог остаться здесь подольше.

Насчет последнего он был не так уж неправ, и он, и я это знали. Тут мы были честны оба.