Муж Веры Афанасьевны, Маринкин отец, умер в восемьдесят четвертом от лейкемии. Страшная это болезнь, и даже Тимофею вспоминать было жутко, как ходили они гда все в больницу, обманывали его, говорили, что он скоро поправится, а тот, кажется, чувствовал уже. Отличный был мужик Виктор Иванович — инженер-электрик любитель преферанса, анекдотов и хорошей закуски, веселый такой, разговорчивый. С Тимофеем они всегда ладили.

Отставной полковник был совсем другим, но появился он вовремя — когда Вера Афанасьевна уже не то чтобы тосковала по мужу, а скорее просто маялась от одиночества и непонимания молодыми. Что это было — любовь? Может быть. В свои тридцать Тимофей плохо представлял, что такое любовь после пятидесяти, но брак оказался прочным. Маринка, правда, относилась к отчиму настороженно, подозревала его во всех смертных грехах и в последнее время утверждала, что ходит он не вахтером сидеть в институт, а к любовнице. Все могло быть (отчим — человек предельно скрытный), но Тимофея больше интересовало другое: откуда у Петра Васильевича деньги? Ну хорошо, раньше была приличная полковничья пенсия — это понятно. А потом, после путча и всех реформ?

Когда оставшийся от Виктора Ивановича «жигуленок» развалился буквально на ходу и с дачи его приперли на веревке, чтобы продать на запчасти, кто сказал: «Вам нужна новая машина»? Тесчим. А Маринка и говорит: «Нам на новую пока не хватает, а развалюху брать не хочется». — «Сколько не хватает?» — поинтересовался тесчим, и по тону вопроса было понятно, что любопытство у него не праздное. «Да штуки три не хватает, папа. — Иногда, в минуту жизни трудную, Маринка называла его папой, и отчим оттаивал, становился не таким суровым. — Штуки три, папа, мы же „Ниву“ хотим для дачи». В итоге он выдал на машину аж четыре штуки. Новенькими хрустящими стодолларовыми бумажками. Номера подряд, а год выпуска — восемьдесят восьмой. Никогда больше Тимофей такой валюты не видел. К тому же чувствовал: деньги у отчима не последние. Что и подтвердилось при покупке мебели. «Откуда?» — мучил Тимофея проклятый вопрос. С полковничьей пенсии этаких бабок не насшибаешь, на синекуре не заработаешь.

Удивительно, что никто в семье, кажется, даже Вера Афанасьевна, не знал, в каких войсках дослужился Петр Васильевич до полковника, по каким городам и весям пролегал его ратный путь. Не любил он вспоминать прошлое, и Тимофей догадывался, что служил его отчим не совсем в войсках, а в тех самых «органах», о которых говорить не принято. Пил Петр Васильевич хоть и часто, но немного и сильно разговорчивее от водки не становился. Однажды только поведал вдруг в связи с каким-то телерепортажем, что воевал в свое время в Эфиопии. Это было интересное откровение. Про Афган, про Египет, Никарагуа, про Анголу даже слышать приходилось, а вот то, что офицеры наши реально сражались в Эфиопии, было для Тимофея новостью, и оставалось только предположить, что это эфиопы и озолотили тесчима на всю оставшуюся жизнь. Ну и эфиоп их мать!