– Что же, логично. Ой, прости… А он?

– А он – ничего. Относится к ней, видите ли, по-отечески.

– Жаль… А она?

– А она взяла и нашла себе парня. Вчера вечером звонила.

– А он?

– Думаю, ему полегчало, – сквозь зубы прошипел Милош. – Не люблю сербов.

– Нет, тебе не угодишь, – вздохнула Витка и принесла из кухни бутылку виски и живого рака. Рака она устроила на ладони и стала смотреть ему в глаза, проговаривая: – Кто у нас тут такой шевелистый? Чьи это глазики, чьи это усики? Усики-пусики. Сербы, хорваты, косовские албанцы… В ваших делах хрен чего поймешь, дорогой. – Витта погладила Милоша по буйной головушке. – Значит, лучше было бы, чтобы он ее поимел? Воспользовался, так сказать, влюбленностью и доверчивостью девушки? Видишь, оказывается, Давор Тодорович не только охренительно красивый и талантливый дядька, он еще и благородный человек. А? Ты прямо сейчас меня будешь душить или пойдешь руки помоешь? По выражению твоего здорового глаза, Милош, сразу можно понять всю глубину фразы «смотрел с бессильной ненавистью».

– Тебе, дуре, не постичь всей глубины и сложности наших межэтнических, социокультурных и межконфессиональных отношений, – произнес он со всей серьезностью и ущипнул ее за грудь. – Это пустая и тупиковая дискуссия. Предлагаю отнести рака на кухню и в конце концов начать трахаться.

– Ты же филолог! – возмутилась Витка, запахивая футболку. – Есть же, в конце концов, приемлемые эвфемизмы!

– Да? – добродушно переспросил Милош. – Эвфемизмы? А в моем языке если хотят трахаться, то так и говорят – трахаться. Безо всяких эвфемизмов. Иди сюда.

– Ты же инвалид! – кстати вспомнила Витка.

– Уже нет. И к тому же лучшего способа лечения депрессии человечество еще не придумало.

* * *

– Не просыпается, – сказала Лена Свенссон. – Не хочет. Снова звать Ковальски?

– Не надо никого звать, – устало обронил Зоран. – И вы тоже пока свободны.

Она ушла, покачивая бедрами, и отметила с сожалением, что он даже не посмотрел ей вслед.

Зоран подошел к изголовью кровати и стал внимательно рассматривать спящего. Высокий лоб, вызывающий уважение нос, в темных волосах немного седины. Если бы не скулы, можно было бы подумать, что он – еврейский мальчик. Но – нет, славянские скулы сильно меняют дело.

– Ну что? – Зоран положил руку ему на плечо и легонько потряс. – Подъем, сэр. Лена пошла варить овсянку.

Нет, не симулирует. Спит себе и спит.

Хорошо, что обошлось без членовредительства. Ни царапины, ни гематомы. Переиграли этих козлов на мизере, вывели парня из-под прицела, выключили. Спасли.