А отец Маши… О нем я ничего не знаю, Алекс. Что за дела у него были с Эккертом, знаком ли он был с Ираклием, в какие проекты был включен – не в курсе, извините.

Мы сидели на берегу и пили пятую бутылку вина.

– Оставайтесь, – предложил Зоран. – Работы много, невероятно интересной. Вас, в отличие от меня, несчастного, не разыскивает эта сука дель Понте, вы чисты и абсолютно никому не известны. Я уже сейчас могу начать вашу ассимиляцию в Вене, мне все равно там нужен директор-координатор по проекту «Столицы империй». Хороший креативный проект, в основе которого лежит допущение, что идея города исторически и, главное, метафизически мощнее идеи государства. У вас будут дом, хороший годовой доход и все такое прочее. Заключим контракт… Алекс, отреагируйте, пока вы еще не напились в хлам. И я предлагаю вам свою дружбу, если это не звучит для вас дико…

На следующий день, где-то после полудня, на том же сером мульти-вэне мы едем в Вестервик и там, в маленьком безликом ресторане, в котором, кроме нас, никого нет (почему, интересно?), отмечаем мою контрактацию. Поначалу я пытался критиковать идею ресторана, но Зоран проявил неожиданное упрямство и резко сказал «к какой-то матери, я не в тюрьме!». Я в общем виде начал понимать, что есть ситуации, когда ему временно отказывают тормоза, и его фраза «На определенном этапе я возглавил несколько военных операций. А что, нельзя?» достаточно точно характеризует его непростой балканский характер.

Празднуем неторопливо и мало говорим. За плотной портьерой лупит по жестяному карнизу серый шведский дождь.

– Ну, пора нам, тем не менее, – говорит Зоран. Он немного пьян, и настроение у него какое-то странное. Время от времени мой новый шеф и друг замолкает и смотрит куда-то сквозь меня.

Мы подъезжаем к дому. Сильный ветер и ливень, настоящая буря, сквозь которую почти не видно главную часть пейзажа – одинокую сосну. Зоран первый выходит в эту бурю, и я потом буду часто вспоминать в рапиде, в замедленной черно-белой съемке, как он поднимает воротник легкой вельветовой куртки, выходит из машины, делает несколько широких шагов вперед, останавливается и обнимает кого-то. У меня по лицу течет вода, и сквозь нее я вижу, что он целует высокую светловолосую женщину, обхватив ее лицо ладонями, закрыв глаза, на страшном ветру, который чуть не сбивает с ног.

В этом текучем серо-серебристом пейзаже есть три относительно статичных объекта, за которые сторонний наблюдатель может зацепиться взглядом, – сосна на берегу, я со своими очками в руках, и Зоран с Сандой, которые в данный момент образуют единое целое.