Нортроп отер пот со лба.

— Кажется, мы получили хороший фильм, ребята, — сказал он с чувством удовлетворения.

И это чувство не покидало его в тот день, когда он уходил с работы. Пришлось тяжело потрудиться на протяжении всего дня, чтобы довести фильм до окончательной формы, кое-что вырезать, кое-что отполировать. Он наслаждался элементом мастерства. Это помогало ему немного сдвинуть на задний план темные стороны программы.

Он освободился лишь к ночи. Когда он выходил через главный подъезд, какая-то фигура появилась впереди — громоздкий человек среднего роста с усталым лицом. Он протянул руку и грубо затолкнул Нортропа назад в вестибюль.

Поначалу Нортроп не узнал его. Ничего не выражающее, пустое лицо человека среднего возраста. Затем он опознал. Гарри Гарднер. Сын умершего.

— Убийца, — прохрипел Гарднер. — Ты убийца. Он жил бы, если бы ты дал анестезию. Ты лжец, ты зарезал его, чтобы люди могли насладиться зрелищем.

Нортроп оглядел вестибюль. Кто-то приближался издалека. Нортроп ощутил спокойствие. Своим взглядом он заставит это ничтожество в страхе бежать.

— Послушайте, — произнес Нортроп, — мы сделали для вашего отца все, что медицина в состоянии сделать сегодня. Мы использовали все самое новейшее, чем располагает наука. Мы…

— Вы зарезали его!

— Нет, — возразил Нортроп и умолк. В руке безликого человека блеснул лучевой пистолет.

Нортроп попятился назад, однако поздно. Гарднер нажал на спуск, и раскаленный луч полоснул по животу с таким же эффектом, как скальпель хирурга впился в гангренозную ногу.

Гарднер бросился прочь, стуча каблуками по мраморному полу. Нортроп упал, обхватив руками живот.

Костюм прожжен, брюшная полость рассечена, ожог шириной в восьмую долю дюйма и, возможно, глубиной в четыре дюйма, разрезан кишечник, органы, ткани. Боли еще не было. Нервы пока не послали депеши в ошеломленный мозг.

Однако вскоре они сделали это; Нортроп свернулся в клубок и забился в агонии; теперь это была его агония, что угодно, но только не чуждое ему ощущение.

Шаги послышались совсем близко.

— Та-ак, — произнес голос.

Нортроп с трудом приоткрыл один глаз. Маурильо, из всех людей Маурильо!

— Доктора, — захрипел Нортроп. — Быстро! Ради бога, боль! Тэд, помоги!

Маурильо посмотрел вниз и улыбнулся. Без единого слова он направился к телефонной будке на расстоянии шести футов, опустил монету и набрал номер:

— Пришлите сюда телевизионный фургон, быстро. Есть материал, шеф.