К четырём часам вечера во вторник Дарения выглядела так сногсшибательно, словно собиралась любыми средствами отнять у своего инсонового прототипа пальму первенства в споре самой привлекательной. Стоило признать – к свиданию она подготовилась со всей тщательностью, на которую была способна. Шикарное вечернее платье, взятое в долг у Аймы, слой макияжа, за которым можно спрятать даже Вупи Голдберг, и обязательно духи «Premier Jour» от Nina Ricci – подарок Ника на новый год. Она даже сделала перманент! Разлетающийся во все стороны пух превратился в красивые локоны, дрожавшие на голове десятками маленьких пружинок.
Лазарь догадывался об истинных причинах таких издевательств над собой. Где-то в глубине инсона Дара отчаянно сопротивлялась планам по саботированию её отношений с Ником. Логика подсказывала ей, что альтернативы нет, но инсоны на то и инсоны, что далеки от логики настолько, насколько эмоции далеки от гласа рассудка. В них не существует рассудительного понятия «надо» – есть только мещанское «хочу». Или «не хочу», в зависимости от ситуации. Сейчас Дара явно не хотела.
Идею с кинотеатром решили отменить, чтобы начать сразу с ресторана. Невозможно было предсказать заранее, как всё пойдёт – многое зависело от таланта, и, что немаловажно, самоотдачи актёрского состава. Ни за одно из этих качеств Лазарь не мог поручиться, а посему счёл за благо запастись временем впрок. К тому же новый инсон всегда непривычен. Это как пересаживаться на новую машину: требуется время, чтобы свыкнуться с новым салоном и габаритами, выяснить, с какой стороны от руля замок зажигания и где на панели кнопка аварийной остановки. Заниматься этим в движении гораздо сложнее – ещё одна причина, почему Лазарь решил не менять обстановки и сразу начать с ресторана. К счастью, Ник не выказал недовольства изменениями в плана – да разве могло быть иначе?
Пока Дара наводила марафет, Лазарь с командой готовились к погружению в инсон в спальне Сенса. В комнате Лазаря со вчерашнего дня был объявлен трёхдневный карантин. Оказалось, добавлять в масляные краски сиккатив неизвестного производителя, купленный на блошином рынке за бесценок у мужика сомнительной алкогольной наружности, было не самой лучшей идеей. Мало того, что краски теперь воняли, как взрыв нефтяной платформы в Мексиканском заливе, так они ещё и сохли в два раза дольше, чем обычно, и в четыре, чем обещалось.
Яника лежала на диване, прикрыв глаза и готовясь к погружению. Лазарь сидел в кресле напротив и молча наблюдал за ней. С момента заключения унизительной сделки с офицерами Ведущего, они ни разу не обсудили предстоящую Игру друг с другом. Нет, они, конечно, говорили на эту тему – например, когда строили план на сегодняшний вечер – но внутренний правдолюб напомнил, что строил-то в основном Лазарь, тогда как Яника по большей части отмалчивалась. К тому же, все разговоры касались рабочих моментов дела, а не его сути. Яника ни разу не высказала своего отношения к морально-этической стороне вопроса, что было, по меньшей мере, странно. Для человека, познавшего обратную сторону всех видов любви во всей её разрушительной мощи, не выразить протеста по поводу происходящего равносильно крику об этом через рупор мегафона. Шестое чувство подсказывало Лазарю, что рано или поздно этот немой крик обретёт свою герцовую частоту.