Приглашая Мари, ни Хьюз, ни Николь опять-таки не представляли, что она, может быть, тот единственный человек, кто в данной ситуации способен оценить работу Эрделюака по достоинству.

У портрета Мари простояла довольно долго, а когда повернулась к ним, глаза ее хитро блестели.

— Ну? — спросила она. — Как прикажете оценивать ваши постные физиономии? Это одна из лучших, а может быть, самая лучшая работа Ника. Я не понимаю, что вас здесь смущает. То, что моделью для двойного портрета послужила Вера? — И чтобы вернуть Николь ее профессиональную уверенность, насмешливо добавила: — Арри, а тебе не кажется, что наша очаровательная Николь усомнилась в своих чарах?

— Ах так! — тут же воскликнула Николь.

Мари чмокнула ее в щеку, посоветовала успокоиться, заявила, что им тут больше делать нечего, и, подхватив под руку Хьюза, потащила его на улицу, крикнув из дверей Николь:

— Детка! Будь умницей!

— Я оторвал тебя от дела, — сказал Хьюз, когда они вышли, — можешь поругать меня, я не обижусь. Мне показалось, что портрет не произвел на тебя особого впечатления.

— Во-первых, это не так, — сказала Мари, — а насчет того, какое он на меня произвел впечатление, — чуть позже. Скажи, ты можешь проводить меня?

— Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой?

— Да.

Он с сожалением оглянулся на свою машину, и Мари перехватила его взгляд.

— Арри, это важно, — сказала она.

— Ладно, я понял.

Какое-то время Мари, не отвлекаясь, следила за дорогой. Хьюз молчал.

— Есть идея, — сказала она наконец, — но без твоей помощи мне ее не осуществить. Чтобы ты меня понял, я должна рассказать тебе довольно длинную историю. Если ты не согласишься мне помочь, тебе придется ее забыть, может быть, навсегда.

— Это как-то связано с расследованием, которое вы сейчас ведете?

— Да.

— О чем ты тогда спрашиваешь? Конечно, я согласен.

— Но ты понял, Арри? Никаких газетных публикаций до тех пор, пока я или Лоуренс не скажем — давай. Может быть, ничего и не выйдет. Но в случае удачи ты получишь сногсшибательный материал.

— Я все понял. Слушаю тебя.