Бездна была слишком похожа на мираж.

Мелькарт вонзил кинжал в правый бок женщины, руководя её же рукой.

Шок. Он возвращал в реальность.

Виктория хрипло выдохнула и упала на колени.

Шок отрезвлял.

Мелькарт опустился рядом, откинул волосы с её лица и нашёл глаза, в которые вернулась осмысленность. Губы задрожали. Она пыталась что-то сказать, но голосовые связки слушались плохо.

— Что? — спросил Мелькарт, придвигаясь ближе. Их носы соприкоснулись.

— Больно, — прошептала Виктория.

— Простите.

* * *

Последующие несколько ночей Мелькарт спал плохо. И дело было не в атмосфере Лхасы или номере отеля. Ему снилось, будто он всё ещё находится в подземелье, окружённый мраком, а призрачные щупальца обвивают тело. Пережитое ощущение острого омерзения возвращалось раз от разу, и сколько бы Мелькарт ни пытался убедить себя, что всё давно закончилось, оно не исчезало. Каждую ночь ритуал становился реальностью. Мелькарт просыпался в поту и бежал в ванную, засовывал голову под ледяной душ, а потом, падая обратно на простыни, долго не мог успокоиться. Вспоминая предупреждения Виктории о том, как люди сходили с ума, он понимал, почему его отговаривали от участия: преисподняя не отпускает угодивших в её сети, и нужно приложить немало усилий, чтобы справиться с её губительным влиянием. Разум имел нехорошую привычку разыгрывать человека, богатое воображение подсовывало массу неприятных картин. Но Мелькарт был уверен, что справится с закономерными последствиями темномагического обряда и что это не последний его опыт. Он не нуждался ни в помощи, ни в сочувствии: хотелось запереться, уйти от любопытных посторонних взглядов, вопрошавших, почему его внешний вид оставлял желать лучшего. За минувшие дни он успел похудеть, на лице зиял отпечаток всех мировых тягостей. Если бы кто из знакомых неожиданно встретил его на улице, вряд ли бы узнал прежнего Мелькарта Тессера. Единственным человеком, с которым он общался, была Виктория.

Регенерация вкупе с тибетской медициной быстро поставили женщину на ноги. Раны затянулись, и о разодранной коже напоминали лишь красноватые шрамы, которые обещали скоро исчезнуть. Большую часть времени фрау Морреаф спала, хотя на сон её состояние мало было похоже. Скорее, Виктория лежала без сознания в своём номере, не слыша ни доносившегося из окна городского шума, ни шагов Мелькарта.

Он иногда заходил к ней, но не будил. Просто садился в кресло и подолгу наблюдал, заучивая каждую чёрточку умиротворённого лица, каждый изгиб тела. Ему нравились смоляные волосы женщины, её шея, расслабленные руки с длинными, как у прирождённого музыканта, пальцами, гибкие сильные ноги, выглядывавшие из-под тонкого одеяла. Нравилось то, что она позволила любоваться собой, допустила до столь интимной вещи, как личный покой. Она доверила ему себя, и для Мелькарта это значило очень много.