Следующие слова прозвучали как приговор.

— Она ничто.

Сен-Жермен поморщился.

— Неприятно, да? Внутри всё переворачивается, — Виктория соскользнула с дивана и, схватив газету, тряхнула ей перед самым лицом. — А как это ещё объяснить? Ну же, mon amie, блесните умом! У вас столь огромный опыт, не хотите применить на практике? Тем более что ситуация обязывает.

— Думаю, самым верным решением будет разоружить страны. Но на это уйдут годы. Возможно, столетия. Иллюминаты начнут работу, как только все подведут итоги войны. Воссоздадим миф об агрессоре, через него сможем выдвигать запреты.

— Запреты? — Виктория фыркнула. — Ни одной правящей элите не понравятся запреты.

— Начнём с малого. Надавим где надо. Сыграем на слабостях, репутации. Политика — вещь гибкая.

Облокотившись на подоконник и вжавшись в стекло лбом, Виктория уставилась на парк, расположенный тут же у дома. Пол был холодным, и босые ступни по очереди брезгливо вздымались. Внешний вид нисколько не заботил женщину, как и присутствие Сен-Жермена. Правила поведения, соответствие своему образу, маскарады… Она больше не могла притворяться. Неторопливый голос бессмертного друга втолковывал странные и уже далёкие для неё вещи.

— Вы меня слышите? — спросил он, заметив, что Виктория не реагирует на его слова.

Взгляд возвратился к использованным шприцам и полусогнутой ложке.

Внезапно вспомнился их первый разговор по душам. В дикой экзотической Персии, спустя два столетия ставшей подобием сказки. «Ищете дно океана? Не боитесь, что, опустившись, наверх уже не поднимитесь?» Если бы он только знал…

Достигшие предела — все ломались.

После той отвратительной сцены, причину которой они не брались больше обсуждать, кое-что изменилось в Виктории. Нет, она по-прежнему выходила в общество со свойственной ей одной гордыней, окружённая ореолом неприступности, однако Сен-Жермен улавливал другие ноты, которых раньше не было. Он бы сравнил эту женщину со старинной вазой, надтреснутой по краям.

— Смерть идёт за мной нога в ногу. Отбирает силы. Я угасаю, mon amie. Медленно. Как цветок роняет свои лепестки.

Блестящие, идеально уложенные волосы, прекрасное вечернее платье и белоснежный мрамор кожи — всё, что он так горячо любил, поблекло и испарилось под натиском глубокого разочарования во взгляде.

Каждый шаг лишь приближал Викторию к пределу.

Пределу, за которым стоял Мелькарт Тессера.

— Это больше, чем любовь, amie. Это моя судьба.

Сен-Жермен остановился у саркофага. «Вот оно, дно», — мелькнуло в сознании. — «И мрак, из которого рождается то самое зло. Мы здесь. Всё кончено».