совершенно бесполезный член общества.

Снова наступила гнетущая тишина. Джонсон вопросительно взглянул на О’Киффе, но тот не отрываясь смотрел на Мак Кеннана. Сыщик медленно поднялся и дрожащим голосом произнес:

— Я должен исполнить свой долг. Именем закона, вы арестованы.

Тяжелая рука легла на плечо сыщика и заставила его снова опуститься в кресло. Перед ним стоял О’Киффе. Бледный, потрясенный, он умоляюще смотрел на него.

— Не спешите, Джонсон, не спешите! Есть нечто высшее, чем долг.

Мак Кеннан печально улыбнулся.

— Благодарю, О’Киффе. Я всегда знал, что вы великодушный противник. Я понял с первого момента, что значит ваше сегодняшнее посещение. Нельзя идти наперекор судьбе. У меня есть еще одно желание: я хотел бы привести в порядок мои бумаги и аппарат. А затем делайте со мной все, что хотите.

Он опустил голову.

— Вы согласны, Джонсон? — сказал репортер. — Сойдем вниз; я ручаюсь за него: он не убежит.

Сыщик на мгновение задумался: исповедь Мак Кеннана произвела на него потрясающее впечатление.

— Хорошо, — резко ответил он, стараясь скрыть волнение. — Идем…

Мак Кеннан пожал О’Киффе руку.

— Благодарю вас.

О’Киффе и Джонсон вышли и стали ждать. Ни у одного из них не было желания говорить. О’Киффе не мог подавить нервной дрожи.

Вдруг раздался сильный взрыв. Джонсон вскочил,

хотел подняться наверх, но О’Киффе удержал его. На минуту сыщик остановился, но тотчас же в нем проснулось чувство долга, и он, взбежав по лестнице, ворвался в башню. О’Киффе последовал за ним.

Густые клубы голубоватого дыма наполняли комнату.

Не говоря ни слова, О’Киффе дрожащей рукой указал на гигантский аппарат, стоящий в углу. На нем лежал труп Мак Кеннана. Его покрытое смертельной бледностью лицо было обращено вверх, на губах застыла печальная улыбка.

— Свершилось! — торжественно сказал О’Киффе.

В открытую дверь ворвался ветер, раздувая пламя, распространявшееся по полу, по стенам и доходившее уже до самой двери.