Бывает, что агония длится гораздо дольше пятнадцати минут. И что бы вышло? Помер – отлетел в прошлое на четверть часа, а там – смертельный удар уже получен! Страшно представить, какой цикл образуется.
Какой-какой… вечный!
Вечная агония с бесконечной цепью смертей. Брр! Кошмар.
Вот что меня осенило, покуда мы с Сеней в обнимку летели на битые кирпичи. Я – сверху, он – в качестве моей подушки безопасности снизу.
Хрясь!!!
Нас протащило по полу до самой стены с козлячьей рожей. Хорошо в пристенный ров не свалились, инерции не хватило. Я приподнялся на руках над Сеней и от души врезал ему по уху открытой ладонью. На несколько порядков смачнее, чем давеча воспитывал его в бараках. Сеня дернул головой, припечатавшись о пол, и затих.
Не помер? А хоть бы и помер…
Я вспомнил про нож и на ощупь в полумраке вытащил оружие из ослабевших Сениных пальцев. Странный какой-то, кривой. Формой лезвия на серп похож немного. И увесистый, чувствуется хорошая работа.
Все эти наблюдения – в фоновом режиме.
Главное мое внимание было приковано к хранившей зловещее молчание группе в общевойсковых плащах. Не было произнесено ни слова, не сделано ни жеста, ни шага, ни какого другого признака жизнедеятельности. Дисциплина, однако!
Все стояли, молчали и тупо наблюдали за мной.
Даже Тошка!
Моя прекрасная обнаженная Тошка, которая, оказывается, была в сознании, – повернув голову равнодушно, как мне показалось, смотрела на меня. Отстраненно. Страшная догадка пронзила сознание.
Неужели?..
Я тяжело поднялся с размазанного по полу Сени и на ватных ногах направился к помосту. Двое передо мной, стоящие на коленях, встали как сомнамбулы и дружно расступились в стороны. За ними по очереди волной стали подниматься с колен и остальные. Просто вставали и замирали соляными столпами. В ожидании.
И молчание кругом.
Гнетущее и зловещее.
Их что, нож в моей руке останавливает от нападения? Или что-то другое?
Тошка не отрываясь глядела на меня со странным выражением на лице. А я боялся оторваться от ее глаз, чтобы не смотреть ниже. А вдруг там… кровь? Подцепил лезвием веревку под связанной рукой, волокна на удивление легко поддались разрезу – нож заточен как бритва. Я даже вспомнил, как он называется, разрезая оставшиеся путы: «аутэм». Нож для ритуалов.
Нашли же где-то… твари!