— О! — огорчился господин ректор. — Кажется, барышня Ронда ударилась головой сильнее, чем я думал.

— Аль, милая, ты очнулась!

Не зря целители придают большое значение дружеским объятьям: от них даже в очень скверной ситуации становится чуточку легче. Увы, ответить не было сил, я просто взяла Гортензию за руку. Отпихнув забинтованную сестру, меня обнял Мило:

— Привет, тетенька!

"Итак, наша банда в сборе. Мы живы.

Мы — да. А храбрый констебль погиб."

В некоторых случаях даже самые теплые объятья не помогают. Остается только уткнуться подруге в плечо и заплакать.

* * *

— Если вы в чем-то вините себя, то напрасно, — услышала я бесстрастный голос инспектора Тервюрена. — Ваш талант влезать в неприятности оказал городу большую услугу. Снова.

Гортензия помогла мне сесть на носилках и заботливо, как неразумное дитя, высморкала. Потом потянулась к шмыгающему Ёршику — тот гордо отвернулся, старательно давая понять, что мужчины не плачут, хотя я заметила его слезы. Вряд ли кто-то кроме нас с Зи понимал, как сильно он переживает. Его первый настоящий фамилиар не прожил и пары месяцев. Всего лишь маленькая бракованная жаба, но эта жаба, возможно, спасла целый город.

"А что же Ларс?"

Сделав над собой усилие, я постаралась вспомнить все, увиденное в подвале. С какой стороны ни посмотри, выходило: его жизнь — за жизнь кого-то из нас троих. Иначе зачем твари приберегли пленников, как мух в паутине, а не убили немедленно.

— Господин инспектор…

"Охохонюшки. Это какой-то скрип несмазанной калитки, а не голос."

Прокашлявшись, я предприняла вторую попытку:

— Господин инспектор, думаю, нужно рассказать все, что мы знаем, как можно скорее. Пока не забыты мельчайшие детали.