Каждую вторую секунду приходилось напоминать себе: новые воспитанники — не Тууфи, и способны позаботиться о себе сами. Сами донесут немногочисленные пожитки. Но я все равно обогнала их и открыла входную дверь, поторапливая детей: снова начался дождь. Виктор вбежал последним, уже успев промокнуть. Разожженный камин был в холле как нельзя кстати — для любого нормального человека. Меня же интересовало: кто разжег, и где бродит этот наш "благодетель". Оглядываясь с бо'льшим любопытством, чем даже дети, я принюхалась: воздух удивил чистотой. Немногочисленную мебель и люстры скрывали чехлы, но не было ни намека на пыль, одиночество и заброшенность. Каждый жилой дом пахнет по-своему. Уходит жизнь — уходит неповторимость. Либо у меня разыгралось воображение, либо дом и в самом деле выбрал аромат листа акварельной бумаги. Чистого листа, который ждал нас.

* * *

Загадочный "благодетель" вышел навстречу из-за двери, которая вела в крыло для прислуги. Тощая старая дама, похожая на экономку и вдовствующую королеву одновременно, окинула меня скептическим взглядом:

— Вы — не директор.

"Интересная форма приветствия."

Прежде чем Виктор хоть что-то сказал, ей ответил Отто:

— Это — наша учительница, директор — вон там, а еще — здравствуйте.

— Дети не должны открывать рот, пока взрослые не разрешат! — дама-вероятная-экономка не увидела Отто в упор. Реплика предназначалась Виктору. Отто предсказуемо записал что-то в тетрадь, ничуть не обидевшись. Я наблюдала за господином директором. Что вызовет у него это воплощение прошлого века — раздражение? Смущение?

Виктор усмехнулся:

— Меня предупреждали о вас. Передайте ключи и можете быть свободны.

— Ключи. У вас их нет.

Странная особа, похоже, любила констатировать очевидное.

— Как, в таком случае, вы вошли?

"Может быть, у старушки не все в порядке с головой. Как неловко-то… А я думала — она просто высокомерная грубиянка."

Пока я сочиняла деликатный ответ, кто-то постучался. И позвонил — весьма энергично. И подвергал двери за ручки.

— Я не запирал, — Виктор пожал плечами.

— Об этом и речь! — пафосно изрекла старушенция, идя открывать.