Кровь текла.

Дракон жил.

Он лежал, слыша каждое слово, не понимая суть их, но запоминая. Он не боялся, скорее был удивлен тем, что происходит.

Его позвали.

И он пришел.

Он думал увидеть ту, которая умела слышать. И слышала. Она говорила. Показывала. Она поднималась в небо. Она…

…не пришла.

Были другие. Много. Сидели и пели. Дракон хотел дыхнуть огнем, но песня упала, словно само небо, придавив его к земле, а потом стала змеей и яд ее лишил способности двигаться.

- Здесь, господин, смотрите, тут основные кровяные жилы, - холодное железо вошло в плоть. – Но зверь большой, умрет не скоро. Эти твари в принципе живучи…

Песня оборвалась, когда одна из певиц, пошатнувшись, опустилась на землю, но разрыв затянулся, а голоса остальных зазвучали громче, злее. Они будто винили зверя в том, что отдавали свою жизнь, лишая его сил.

- А сердце?

- Не спешите, чтобы получился хороший камень, нужно спустить кровь, затем снять шкуру… да, он останется жив, но вреда уже не причинит. Он будет злиться и злость направит внутрь себя…

Зверь умирал.

Долго.

Пока снимали шкуру, раздирая ее железными когтями. Пока срубали плоть, спеша добраться до сердца, которое билось, хотя он давным-давно шагнул бы за черту. Но сила поющих женщин не отпускала. Она не отпустила и потом, после смерти, потому что тот человек придумал, как удержать дракона в этом мире, подчинив собственной воле.

Он забрал сердце.

И жизни тех женщин. И много других жизней. И этой жертвы хватило, чтобы запереть родник силы.

- Уна? – Томас вновь не позволил мне упасть. В голове шумело, и слезы опять катились градом. Проклятье! Мне не жаль было людей, мне жаль было, что я не смогу дотянуться до горла того ублюдка, которого здесь почитали едва ли не святым. – Мы все исправим.

Как?

Похоронив кости? Нам и этого не позволят. Стоит заикнуться о том, что они есть, мигом институтские налетят… во имя науки… она ведь тоже требует жертв и тем нисколько не отличается от языческих богов.