– Да, – подвигал бровями Алов и недобро взглянул на Низову, – про деда, Алла Афанасьевна, вы явно переборщили.
– Так в анкете же написано – был лишён наград, сидел в лагере, – решила не сдаваться Низова.
– На заборе тоже написано… – мрачно хмыкнул Алов. – Я ведь командовал полком, в котором Матвей служил разведчиком-диверсантом. Он прославился тем, что на задание всегда ходил один и всегда налегке. Так сунет в карман пару шашек динамита и в путь. А про пусковую машинку и вовсе не вспоминал. Любому нормальному постовому, даже немцу, было невдомёк, что парень, прошедший только что мимо него под видом местного жителя и с пустыми руками, на другом конце моста мог спрыгнуть с насыпи, заложить шашки под основание моста вставить детонатор и залечь в сторонке. После чего мост взлетал на воздух так, будто под ним взорвалась баржа, до отказа наполненная динамитом и бочками с бензином. Он стал получать одну награду за другой. Но какой-то завистник написал рапорт, где высказал предположение, что сержант Матвей Шторц снюхался с немецкой фронтовой разведкой, и осуществлённые им диверсии сфальсифицированы или специально инсценированы немцами, для введения в заблуждение командования фронта. И взрывчатку ему немцы якобы сами предоставляли, поэтому и ходит он, понимаешь, на задания налегке. Чушь, конечно, несусветная, но Матвея арестовали. Говорят он признался во всём. Только ему не поверили. Потом трибунал, лагеря. Ордена только после войны вернули, да и то не все.
– А в чём признался-то? – нетерпеливо спросил Интралигатор, который всё это время что-то записывал в свой блокнот.
– А вот этого никто не знает. Дело засекретили. Только ребята из его отряда, которые вместе с ним срок мотали, мне рассказали, что Матвея в лагере долго врачи мурыжили, обследовали, в вену лазали и мочиться в пробирки заставляли.
***
– Ой, – вскрикнула Света. – Прекрати сейчас же! Ты же её убил!
Бронеслав улыбнулся, бережно положил бездыханную Настю на раскрытую ладонь и провёл пальцем по тёмной полоске на спине пасюка. Настя вздрогнула и открыла газа.
– Ну что, наркоманка, очнулась? – любовно сказал Бронислав. – Свет, ты знаешь сколько лет этому обаятельному чудовищу.
– Так это та самая… которую ты как Геракл за хвост крутил.
– По бабушкиным словам, тогда ей было около трёх лет. Мне сейчас двадцать три. Вот и прикинь.
– А ты говорил, это незаразно, вот мне бы так заразиться, – мечтательно сказала Света. – И давно это у тебя?
– Шарики? – задумался Бронислав. – Дед говорит, это наследственное.
– А он что, тоже из яйца вылупился?