На глаза навернулись слезы, и Инна мысленно себя обругала. Может, ей стоило принять условия, предлагаемые Генычем, и забыть обо всем, как о страшном сне?

Нет, не стоило.

И не только потому, что он забрал у нее то, что по праву ее (и это прекрасно знал сам Геныч), а потому что она не могла позволить ему лишить Женечку того, что причиталось ему.

Потому что, забрав это у Женечки, Геныч хотел передать все своему сыну — своему единственному сыну.

Инна почувствовала, что начинает ненавидеть этого младенца.

Проснувшись, Инна посмотрела на часы и обнаружила, что около пяти утра. Она отправилась в ванную, а потом на кухню, и когда Мила Иосифовна проснулась в начале седьмого, на столе уже красовался завтрак, а Инна, попивая дымящийся кофе, как водится, черный, обжигающий, без молока, уже облаченная в деловой костюм, просматривала последние новости по мобильному.

— Доброе утречко! — всплеснула руками Мила. — Когда же вы успели подняться?

— Рано, — ответила с улыбкой Инна. — Оладушки у меня не вышли, поэтому приготовила жареный хлеб. Надеюсь, понравится.

Мила Иосифовна, суетясь, закрутилась на кухне, а Инна усадила ее на табуретку и сказала:

— Не надо, я все сделаю. Это ваш дом, в котором мы гости, так что расслабьтесь и получайте удовольствие!

Она налила хозяйке кофе, пододвинула тарелку. Мила запричитала:

— Я сегодня проспала, обычно встаю не позднее половины шестого… Просто мы вчера, точнее уже сегодня, допоздна сидели. С Олесей болтали, она такая хорошая девочка оказалась…

— У меня иные и не работают, — усмехнулась Инна.

Мила Иосифовна всплеснула руками:

— Работа! Я же опаздываю! Сейчас такие пробки будут, нам надо пораньше выехать…