Наконец капитан убрал телефон и потер себе виски. Его лицо было замкнутым и суровым.

— Только что говорил с врачом из больницы. Он мертв, Люси. Прадье ночью умер.

Люси опешила:

— Не может быть.

Белланже даже не скрывал своего уныния:

— Предполагаю, что у тебя тоже ничего?

— Ноль.

— А Франк?

Люси покачала головой и поджала губы:

— По-прежнему ничего. Когда мы с ним говорили в последний раз, он направлялся в психиатрическую больницу где-то рядом с Корриентесом, точнее не знаю. Вроде бы Торрес, что-то в этом духе. С тех пор ничего, ни звонка, ни эсэмэски. Я начинаю по-настоящему беспокоиться.

Люси ожидала, что Николя бросит ей что-нибудь вроде «Франк — железный мужик, ничего с ним не случится» или же «У него, наверное, телефон разрядился», но он просто предпочел сменить тему:

— Я добыл кое-какую информацию насчет машины Прадье. Пожарные очень старались вынуть его GPS из салона, но столкновение было лобовым, от него только труха осталась. Зато они сумели достать из бардачка пачку квитанций с бензозаправок. Сканы с них получишь по возвращении на Набережную. Мне бы хотелось, чтобы ты просмотрела их в первую очередь. Нам надо все исследовать, все узнать о жизни этого монстра, понять, как он действовал.

Люси посмотрела ему прямо в глаза:

— Так, значит, ты мне доверяешь?

— Ты, Жак и Паскаль без колебаний последовали за мной, хотя знали, что не всегда придется действовать по правилам. И к тому же… Ты спасла мне жизнь. А я даже не нашел времени поблагодарить тебя.

— Да ладно, — отозвалась Люси.

На губах Николя появилась бледная улыбка.

— Похоже, у меня с головой совсем худо. — Он вздохнул, подумал. — Ах да, по поводу того маленького скелета. Я наконец получил результаты анализов ДНК, они подтверждают нашу гипотезу. Этот ребенок — биологический сын Жан-Мишеля и Элен Флорес. Это он родился в больнице Ларибуазьер восьмого октября тысяча девятьсот семидесятого года.

— И умер через несколько дней…

— Да, Микаэль Флорес, продолжим называть его так, был ребенком на подмену, похищенным в Испании, чтобы скрыть эту драму. Тайна, которую Жан-Мишель Флорес будет хранить большую часть своей жизни.