Все благоговейно слушали. Изменив свою природу, преступление изменило и публику: зеваки, любители поглазеть и пошушукаться превратились в покорную молчаливую паству.

– Вернемся к той ночи, которая нас интересует, – продолжил Делаж. – Что вы делали для Собески в те несколько часов?

– Мы занимались прогревом картины. Благодаря этой технике Филиппу удавалось за несколько часов добиться высушивания как за много веков. Но за холстом нужно постоянно следить, проверять, чтобы живописный слой не пострадал… Это мы и делали той ночью.

– Вы понимаете, что ваши свидетельские показания – прямая дорога в тюрьму?

– Да.

– Что еще вы можете добавить?

Юнона выпрямилась: она была словно Жанна д’Арк, героиня и жертва, гордая и побежденная.

– Я ни о чем не жалею, – торжественно заявила она.

Корсо уже готов был услышать аплодисменты, но председатель застал всех врасплох, заявив:

– Учитывая появление новых данных и необходимость пересмотра уже упомянутых фактов, а также принимая во внимание потребность в исследованиях и экспертизах, которые следует провести для проверки утверждений свидетелей и подсудимого, сделанных в ходе процесса, суд отправляет дело на дополнительное расследование и обращается в Центральное управление по борьбе с незаконным оборотом культурных ценностей с тем, чтобы оно взяло на себя эту миссию. Слушания возобновятся двадцать второго ноября две тысячи семнадцатого года.

При последних его словах в зале начался полный сумбур. Судейские уже молча вставали, присяжные недоуменно переглядывались, у обвинителей подкашивались ноги.

Но самое интересное происходило справа: Клаудия Мюллер приложила ладонь к стеклянной стене клетки, а Собески накрыл ее своей. Извечный жест всех влюбленных в комнатах свиданий. Значит, эти двое были заодно.

Корсо позволил толпе увлечь себя в коридор. Журналисты впали в возбуждение, граничащее с трансом. Операторы пытались заснять адвоката или свидетеля. Репортеры с радио наудачу тыкали свои микрофоны. Судебные хроникеры, согнувшись пополам, как будто получили апперкот в печень, названивали по телефонам.

Наконец коп вырвался из толкучки и бросился к заднему фасаду Дворца правосудия. Его обыграли вчистую, но, признавая свое поражение и посредственность, он все же хотел увидеть Клаудию.

– Корсо…

Он обернулся: она стояла у колонны и спокойно курила. На ней все еще было черно-белое одеяние, которое хлопало на ветру, как пиратский флаг.

– Ты хороший следак, Корсо, тут двух мнений быть не может. Но до такой правды ты додуматься не мог. Собески – гений, а ты… простой коп.