– Вместе с электронной памятью печи, свидетельством Юноны – полагаю, это перевесит чашу весов, разве нет? А пока что сделайте рентгенографию «Pinturas». На нижнем слое вы увидите охотничью сцену с собаками и павлинами. Это сюжет старинных полотен, которые я купил. Могу их вам нарисовать. Только автор подделки знает, что изображено под ней.

У публики буквально отвисли челюсти. Председатель пытался собраться с мыслями. Прокурор и адвокат истца застыли на своих местах: они не только поверили – у них не было и тени мысли, что́ можно противопоставить этим показаниям.

Что до Клаудии Мюллер, она с трудом пыталась сдержать торжествующую улыбку.

Собески снова взял слово, хотя никто его ему не давал:

– Вы обвиняете меня в двух убийствах (или трех, в зависимости от настроения) без малейших прямых улик: ни видео, ни свидетелей, ни единого следа на месте преступления, где обнаружили тела. Только улики, которые кто угодно мог подложить в мою мастерскую. А я вам предлагаю доказательства моего присутствия в мастерской в ночь убийства Софи Серей.

Корсо кипел. Собески выкрутится. А ему самому придется переваривать эту судебную ошибку до конца своих дней.

– То есть вы предпочитаете отсидеть за подделку, а не за убийства? – спросил бубновый король. – Я вас понимаю.

– Вопрос не в этом, господин председатель. Я хочу, чтобы меня судили за то, что я сделал, а не за то, чего я не делал.

– Но до сих пор вы скрывали истинный характер вашей деятельности.

– Я такой же человек, как все, – улыбнулся Собески. – Надеялся проскочить между каплями дождя.

– По крайней мере, похоже, что сейчас вы говорите правду.

– Я художник. Я Гойя. Запихните меня в тюрьму, дайте кисти и краски, и моя жизнь будет продолжаться.

Корсо начинал понимать, в чем заключается истинное безумие Собески, – его страстью было не убийство, а искусство. Странный – и завораживающий – случай шизофренического помешательства на живописи. Он бросил взгляд в сторону присяжных. Эти остолопы не только верили, но и восхищались подобным сочетанием про́клятого поэта[76], воскресшего призрака и потенциального преступника.

Далеко не в первый раз коп видел, как справедливость утекает у него сквозь пальцы – скорее струйкой мочи, чем песка.

– Объявляется перерыв, – провозгласил председательствующий. – Заседание продолжится во второй половине дня.

72

– Почему вы не сказали правду?

– Я сказала правду.

– Вы всегда утверждали, что в ту ночь у вас были интимные отношения с Собески.

– А еще я сказала, что помогала ему в работе.