А ей хотелось туда, подальше от этой клаустрофобной зелени. Но она внушала себе, что это особенное место для Эша, и поэтому нельзя показывать свое недовольство. Да, собственно, она и не была недовольна. Просто все здесь было странным. Неожиданно ей припомнился монастырский сад, просторные, ухоженные лужайки, цветочные клумбы, летний домик в конце сада, выходящий окнами на луг, в нем они занимались в теплую погоду. Вот к такой, типично английской, упорядоченной, привычной сельской местности она привыкла. Но Октавия убеждала себя, что долго они здесь не пробудут. Может, всего одну ночь. Эш просто привез ее сюда, в свое заветное место, потому что хотел именно здесь заняться с ней любовью.

– Как тебе здесь нравится? Хорошо, правда? – спросил он совсем по-детски.

– Укромное местечко. Как ты нашел его?

Не ответив на вопрос, он только сказал:

– Я приходил сюда, когда жил в приюте под Ипсуичем. Никто его не знает, кроме меня.

– Ты всегда был здесь один? Разве у тебя не было друга? – спросила Октавия.

Эш опять промолчал, просто сказал:

– Пойду за мотоциклом. Потом разберем вещи и приготовим завтрак.

У Октавии сразу поднялось настроение. Она совсем забыла, как голодна, как хочет пить! Стоя у воды, девушка смотрела, как он идет по мостику, вот пинком отбрасывает подпорку и отводит «Кавасаки» немного назад.

– Ты ведь не собираешься на нем ехать? – крикнула Октавия.

– Так проще. Стой на месте.

Эш сел на мотоцикл, завел мотор и яростно понесся к мостику. Передние колеса были почти уже на твердой земле, когда центральный деревянный столб с оглушительным треском, показавшимся Октавии взрывом, надломился, ближайшие доски хрустнули и попадали в воду, а стойки взлетели в воздух. Как только раздался первый треск, Эш вскочил на ноги и прыгнул; он приземлился на самом краю островка и, поскользнувшись, растянулся на мокром песке. Октавия бросилась к нему на помощь. Вдвоем они смотрели, как алый «Кавасаки» медленно тонет в отвратительной воде. Осталась только половина моста, а концы сохранившихся досок мокли в воде.

Октавия взглянула на Эша, со страхом ожидая приступа гнева. Она знала: гнев живет в нем. При ней Эш никогда не позволял ему вырваться наружу, но она догадывалась об этом подспудно тлеющем чудовище, которое он так тщательно держал под контролем. Но молодой человек неожиданно громко рассмеялся резким, почти ликующим смехом.

Октавия не сумела скрыть испуга в голосе:

– Мы отрезаны от внешнего мира. Как теперь вернуться домой?

Домой. Она подсознательно употребила это слово. И только теперь поняла, что место, где она столько лет ощущала себя чужой и никому не нужной, было ее домом.