— Да, скорей всего, именно так и обстояло дело, — согласилась свидетельница и внезапно сделалась старой и усталой. — У него ведь нет никакого сына.

— То есть техник знал, что у вашего соседа-летчика, который владел украденным автомобилем, нет никакого сына, — констатировал Левин.

— Если кто-то и в курсе подобных вещей, то именно он, — сказала свидетельница с нажимом. — Он ведь знает всех, кто живет в нашем квартале. У летчика две дочери. Это мне известно наверняка, и здесь наши мнения полностью совпали. Но я уж точно видела не одну из них. У меня пока еще нет старческого склероза.

— Насколько я понимаю, госпожа Рудберг, вы много размышляли над этим делом, — не унимался Левин. — Но, возможно, тогда вы подумали о ком-то другом, кого знаете или кто живет по соседству. Или о ком-то, кого просто видели раньше, похожего на парня у автомобиля?

— Нет, — сказала свидетельница и решительно покачала головой. — Конечно, я все передумала, но единственный, кто приходит мне в голову в таком случае, это актер. Он еще играл в «Унесенных ветром». Кларк Гейбл, хотя без усов, да, конечно.

— Кларк Гейбл, хотя без усов, — повторил Левин и кивнул.

«Становится все лучше и лучше».

— Хотя там вряд ли ведь был он, — вздохнула свидетельница.

— Да уж, — согласился Левин. — Это кажется наименее вероятным.

— Да, в подобное действительно трудно поверить, — согласилась свидетельница. — Ведь он, наверное, уже такой же старый, как и я, или умер уже?

— Насколько мне помнится, он умер много лет назад, — сказал Левин.

— Поэтому я вряд ли могла его видеть, — согласилась свидетельница и кивнула.

Когда Левин пешком возвращался в здание полиции, его обычная меланхолия снова дала о себе знать. Маленькая, заставленная мебелью квартирка, портреты членов семьи, родственников и друзей, которые некогда составляли единое целое, по сейчас переместились в мир иной. Специфический запах, всегда существующий дома у пожилых людей независимо от того, насколько тщательно там все прибрано, пусть им еще предстояло прожить двадцать лет. Девяностодвухлетняя женщина, которая в свои годы была бодрой и подвижной и по-прежнему управлялась со всем сама, живя в собственной квартире, готовила себе кофе и даже могла нести поднос в одной руке. Никакого инвалидного кресла — ей требовалась только палка с резиновым наконечником, чтобы выйти на свой собственный балкон.

Ничего общего с той промежуточной станцией на пути к смерти, которую система ухода за престарелыми могла предложить всем тем, кому выпал менее удачный жребий, чем его свидетельнице, пусть они зачастую значительно уступали ей в возрасте. Линолеумное покрытие, постоянно включенный телевизор, в котором никто не пытался больше переключать каналы, вареная рыба и кисель с ложечкой на ночь, кровать с матрасом, приподнимаемым со стороны головы для поддержки скрюченной спины и помощи уставшим легким. Плюс свобода ожидания избавления от всего этого с приходом неизбежного конца, который наступал совершенно независимого от того, кем был человек, некогда живший полнокровной жизнью.