Харри взглянул на раскрытую газету. Портрет главного советника МИДа. В лице что-то знакомое.

Харри потер подбородок. Из опыта он знал, когда расследование заходит в тупик, мозг начинает выстраивать какие-то собственные ассоциативные связи. А расследование насчет винтовки Мерклина точно зашло в тупик — тут уж наверняка постарался Мейрик. Он сразу называл это «пустым делом». Глава СБП посчитал, что лучше отправить Харри в Швецию — шпионить за неуравновешенными пацанами и писать доклады о неонацистах. Проклятье!

«…Платформа справа».

А что, если он сейчас просто сойдет с поезда? Что такого страшного может случиться? МИД и СБП так давно дрожат от страха, что кто-нибудь узнает о прошлогоднем происшествии на переезде через Алнабрю, что Мейрик не посмеет тронуть Харри. А что до Ракели… Что до Ракели — тут непонятно.

Последний стон поезда смолк, и в вагоне наступила полная тишина. Двери открылись и закрылись. Харри сидел на своем месте. Эту песню, из наушников, он где-то слышал раньше. Слышал много раз. Но не мог вспомнить где.

Эпизод 72 Нурберг и отель «Континенталь», 10 мая 2000 года

Эпизод 72

Нурберг и отель «Континенталь», 10 мая 2000 года

Боли застали старика врасплох, он чуть не задохнулся. Скорчившись, он лежал на спине, закусив кулак, чтобы не закричать. Он лежал, силясь не потерять сознание, над ним волнами неслись полосы света и темноты. Закачалось небо, время будто ускорилось, по небу пробегали облака, и звезды сверкали сквозь их сизую дымку, была ночь, потом день, потом снова ночь. Наконец приступ прошел, он почувствовал запах сырой земли и понял, что еще жив.

Полежал немного, отдышался. Потная рубашка липла к телу. Старик перевернулся на живот и снова посмотрел вниз, на дом.

Большой, черный, деревянный. Старик лежал и смотрел на него с самого утра. Он знал, что дома только жена. Но свет все равно горел во всех окнах, и на первом, и на втором этаже. Она зажгла свет, как только начало темнеть, и старик подумал, что она, должно быть, боится темноты.

Он и сам боялся. Нет, не темноты, ее он не боялся никогда. Ему стало страшно, когда время ускорилось. И когда начались боли. Они всегда начинались неожиданно, старик еще не научился предугадывать их, справляться с ними. И не знал, возможно ли это в принципе. А время? Старик старался не думать о клетках, которые делились, делились, делились.

На небе показалась бледная луна. Старик посмотрел на часы. Полвосьмого. Скоро совсем стемнеет — придется дождаться утра. Значит, предстоит заночевать в своем шалаше. Старик посмотрел на возведенную им постройку. Пара раздвоенных полуметровых еловых кольев, развилкой кверху. На них обрубленная сосновая ветка, с боков ее подпирают еще три больших сучка. Сверху все укрыто еловым лапником. Такая постройка защищает от дождя, холода и взглядов случайных прохожих. Построить ее было делом получаса.