– …в шлюпку! – заорал на нее Сергей.

Илюшин обернулся и увидел, как Владимир Руденко, уже развязанный, помогает забраться в раскачивающуюся лодку сначала Кире, потом своей жене. Стефан с Наташей уже сидели внутри, вцепившись в борта. Ему было видно, как юноша вскакивает, тащит на себя Киру, опрокидывается, и оба падают на дно.

Илюшин, беспомощно скребя ослабевшими ногами по скользкой накренившейся палубе, хотел сказать, что не надо в шлюпку! Будаев перетопит их всех! Он вернется и закончит то, что начал, им нужно придумать что-то другое, нужно остановить его!

В этот момент корпус корабля перекосило. Одна его часть осела ниже другой. На глазах Илюшина левая шлюпбалка с пронзительным визгом начала сгибаться.

Те, кто уже был в шлюпке, полезли обратно.

– Вторую! – донесся до Илюшина крик капитана. – Готовим вторую!

Макар на секунду закрыл глаза. Даже если Будаев не вернется, им не выбраться на эти скалы. Волны разбивались о них вдребезги, как стеклянные, и мириады осколков рушились вниз, чтобы снова слиться в единую армию волн. Вечный штурм, обреченный на вечное поражение. Их разнесет в щепки, если они сунутся туда.

У Илюшина мелькнула мысль: как, интересно, Маша воспринимает происходящее? С ее склонностью из любого пустяка делать катаклизм? Должно быть, в ее представлении сейчас происходит катастрофа мирового масштаба, борьба добра и зла, приближающаяся к грандиозному финалу…

Маша, безуспешно пытавшаяся поднять Илюшина, в эту минуту думала одно: «Утонем нахрен. Утонем нахрен. УТОНЕМ ЖЕ НАХРЕН!» И где-то на заднем плане сквозило сожаление о том, что бабушка с дедушкой никогда в жизни не будут таскать осиротевшего Костю в музыкалку, хотя у него слух и природное чувство ритма.

«Одиссей» вновь начал приближаться, и Макара осенило:

– Серега, где пистолет?!

Бабкин непонимающе замотал головой.

– Ты забрал у Киры пистолет! Где он?!

Илюшин хотел объяснить, что он задумал, как вдруг Маша выпустила его и села, уронив руки. Она стала похожа на суслика. От этого Илюшин вмиг очнулся, потому что должно было случиться что-то невероятное, чтобы посреди всего этого безумия Маша перестала помогать ему и превратилась в грызуна семейства беличьих.

Бабкин, кажется, решил, что жена ранена. За ними хрустели и лопались доски корабля, их предсмертные крики отдаленно напоминали выстрелы. Он схватил ее за плечи, затряс, лицо его побелело.

– Где? – орал он. – Покажи – где?

Маша показала, но только не на себя. Она вытянула руку вперед, как сомнамбула, и ткнула пальцем в то, что в первую секунду показалось Макару двумя здоровенными рыбинами.