А потом волна, хозяйничавшая на палубе, вынесла прямо на них две ласты с порванными проушинами, соединенные какой-то прищепкой.
– Они тебе не помогут! – заорал Сергей. – Брось!
Маша отчаянно затрясла головой. Она быстро наклонилась и схватила ласты, как будто не было ничего важнее, чем эти два куска резины. Она посмотрела на них, потом на капитана, боровшегося со второй шлюпкой, у которой сорвало крепления. Губы ее быстро зашевелились.
«Это не Муромцев!»
Бабкин выхватил у нее ласты. Маша взглянула на него с отчаянием и крикнула снова, так что Илюшин не прочитал по губам, а услышал:
– Это не Муромцев!
Маша отлично помнила, как стыдливо отводила взгляд от капитана, идущего купаться в одних плавках. От дурацкой неловкости она тогда уставилась на его ступни – огромные волосатые лапы размера сорок пятого, а то и сорок шестого.
Ласты в руках Сергея были меньше как минимум на три размера.
– Это не Муромцев, – в третий раз повторила она. – Невозможно! Мы ошиблись!
– Почему? – крикнул Илюшин. Он не желал признавать, что рисунок калейдоскопа, сложившийся так легко и удачно, оказался ошибочным.
– Он бы в эти калоши не влез! – проорал в ответ Бабкин.
Илюшин бросил взгляд на ласты – и понял. Они были бы малы даже ему.
– А другие? – с отчаяньем крикнул он. Не может быть, чтобы он так промахнулся!
– Нет! Другие – не рваные!
Мысли о спасении собственных жизней на короткий миг отступили перед открытием, что они обвинили капитана зря. Муромцев не мог надеть эти ласты! Значит, это не он был на «Одиссее»! Не он – убийца!
Все трое уставились на того, кто помогал капитану спустить на воду вторую шлюпку. Они вспомнили об одном и том же.
Как быстро и тихо двигается этот человек при необходимости.