Старик остановился. Повернулся к ним, отодвинул Алессию в сторону. Та не кинулась к Бенито, а осталась стоять на месте.

Боцман посмотрел прямо в глаза Макару.

– Не отбирай! – с видимым усилием проговорил он. – Не отбирай ребенка.

– Что? – расхохотался Илюшин.

– Это моя дочь.

Улыбка исчезла с губ Макара. Он взглянул на Алессию. Илюшин знал от Бенито, что его сестра больна, но только сейчас увидел, что перед ним слабоумная.

– Хорош очки втирать! – грубо потребовал Бабкин. – Отойди от нее и руки за голову заложи.

– Двоих, – с тем же усилием продолжал Боцман, будто не слыша его, – двоих только любил в своей жизни. Леону и «Мечту». Больше никого. Обе мертвы. Прошу тебя. Отпусти. Дай уйти с дочерью. Я смогу позаботиться о ней. Я знаю, что надо делать.

– Да ты сдурел, старый хрыч?! – не выдержал Сергей.

– Если бы. Знал раньше. Что есть ребенок. – Голос старика зазвучал как отрывистый лай. – Все по-другому. Иначе. Не могу исправить.

– Макар, что он несет?!

Илюшин молчал.

Перед ними стоял убийца. Ни Макар, ни Бабкин не знали, сколько крови на руках Боцмана.

– На край мира… – выдавил Яков, и стало ясно, что слова действительно даются ему с огромным трудом. – Никогда… здесь… не появлюсь… Отпусти!

– Макар, он же врет и не краснеет, – рявкнул Бабкин. – Ты посмотри на него, какой ему край мира! Разве что туземцев перебить и вернуться!

Боцман нашел в себе силы дернуть углами губ. Должна была получиться усмешка, но вместо этого вышла мучительная гримаса.

– Нет… возвращаться… незачем… Все… нашел.

Он протянул руку, нащупал ладонь Алессии. Лицо его от этого простого прикосновения исказилось так, что Бабкин испугался: было похоже, что старик вот-вот скончается от разрыва сердца.

Боцман попятился.

Илюшин молчал. Бабкин бросил на друга короткий взгляд и понял, что ему тоже нечего сказать.