И еще Макар застыл как кукла, не делая и попытки помочь. Хозяйка сама себя развлекает светской беседой, а он молчит, паршивец!

Сергей наконец сгреб журналы и двинулся к книжной полке.

И тут Илюшин заговорил.

– Не знаю, как ты, – непринужденно сказал он в спину Сергею, – но я уже зарядился кислородом для нашей ужасной городской жизни.

Бабкин не отреагировал. Аккуратно сложил стопку, однако не рассчитал: повернулся, задел локтем и верхний журнал спланировал на пол, упав под ноги неподвижной старухе.

– Ой! Сейчас приберу!

Сергей присел на корточки.

– Ничего страшного, – нетерпеливо сказала Одинцова. – Извините… Боюсь, мне скоро пора…

Следом произошло немыслимое. Инвалидная коляска вместе с сидящим в ней человеком взлетела в воздух. Всю свою силу Бабкин вложил в то, чтобы резко швырнуть ее, схватившись за нижнюю перекладину. От удара Ирму отбросило назад.

Три выстрела, один за другим, прорезали тишину. Илюшина оглушило. Он бросился к коляске, со страшным грохотом упавшей на пол, схватил старика и потащил за диван. Над его ухом залихватски свистнул хлыст, и тотчас со звоном осыпалось стекло.

– Лежать! – дико заорал Сергей.

Макар запоздало понял, что только что избежал пули. Он послушно упал на пол. В ушах у него гудело, он чувствовал себя так, будто голову сунули под колокол. Крики, снова грохот, короткий вопль Бабкина – и стало тихо.

– Серега! – позвал Илюшин и не услышал собственного голоса.

Он поднял голову, ожидая увидеть нацеленное на него пистолетное дуло. Но увидел в двух шагах от себя Бабкина, который прижимал к полу Елену Одинцову, заломив ей руку за спину.

– Макар! Пистолет возьми! Макар!

Илюшин встал, поднял оружие и помотал головой. Бабкин вздохнул и выпрямился.

– Ты что? – опешил Макар. – Держи ее!

– Не ори.

– Что?

– Она без сознания, я ее вырубил. Без сознания, говорю! Тебя что, оглушило?