Кэролайн посмотрела на свою трость, затем оглянулась на приоткрытую дверь в спальню, где плакал Джереми.
Звуки затихли.
– Хорошо, не будем шуметь и пугать его, – согласилась Кэролайн, опуская трость.
По лестнице с верхнего этажа спустились двое слуг со свечами в руках.
– Все в порядке, миссис Ричмонд? – спросил один из них.
– Принесите больше блюдец со светящейся смесью, – распорядилась она.
– Да, госпожа. Сию минуту.
Кэролайн обернулась к Мэрибет:
– Пожалуйста, возвращайтесь в комнату Джереми.
Она направилась к лестнице.
– Вы хромаете, миссис Ричмонд. С вами точно все в порядке?
– Устала. Я просто устала.
Кэролайн снова засунула трость за пояс платья. Держа лампу в одной руке, она ухватилась другой за перила и тяжело заковыляла вниз по ступенькам.
На нижнем этаже Кэролайн вошла в библиотеку, поставила лампу на стол и остановилась возле шкафа, на полках которого стояли книги одного и того же автора. Она открыла дверцу, сняла с полки том, и он сам собой открылся на той странице, что Кэролайн перечитывала бесчисленное множество раз и теперь захотела прочитать снова.
Она опустилась на стул, вздохнула и мысленно вернулась к тому моменту, когда семнадцатилетний Томас впервые появился в доме на Греческой улице.
Она снова слышала голос молодого Любителя Опиума: «…в огромном и пустом доме. Называя его пустым, я имею в виду, что там не было никакой мебели. Однако я неожиданно нашел в нем еще одного обитателя – бедную, всеми брошенную девочку лет десяти. Я выяснил, что она уже давно живет здесь в совершенном одиночестве, и бедняжка несказанно обрадовалась, узнав, что отныне я буду делить с нею страшные ночные часы. Из-за полного отсутствия мебели пустынные лестницы наполнялись гулким эхом крысиной возни. И бедное дитя, терпевшее телесные муки недоедания и холода, вообразило, будто бы дом населен привидениями, отчего страдало еще сильнее. Мы спали на полу, а покрывалом служило нам нечто вроде конской попоны. Несчастная девочка прижималась ко мне, спасаясь от холода и призрачных врагов своих. Я обнимал бедняжку…»
«…в огромном и пустом доме. Называя его пустым, я имею в виду, что там не было никакой мебели. Однако я неожиданно нашел в нем еще одного обитателя – бедную, всеми брошенную девочку лет десяти. Я выяснил, что она уже давно живет здесь в совершенном одиночестве, и бедняжка несказанно обрадовалась, узнав, что отныне я буду делить с нею страшные ночные часы. Из-за полного отсутствия мебели пустынные лестницы наполнялись гулким эхом крысиной возни. И бедное дитя, терпевшее телесные муки недоедания и холода, вообразило, будто бы дом населен привидениями, отчего страдало еще сильнее. Мы спали на полу, а покрывалом служило нам нечто вроде конской попоны. Несчастная девочка прижималась ко мне, спасаясь от холода и призрачных врагов своих. Я обнимал бедняжку…»