– Я сделаю ему укол золпидема, – прошептал Эрик в волосы жены. – Это сильное снотворное, оно может вывести человека из коматозного состояния.

Он почувствовал, как она покачала головой.

– О чем ты говоришь?

– Оно действует очень недолго.

– Я тебе не верю, – растерянно сказала Симоне.

– Снотворное замедлит активные процессы в мозгу, которые привели к коме.

– И тогда он проснется? Ты это хочешь сказать?

– Он никогда не поправится, Сиксан, его мозг слишком серьезно поврежден. Но при помощи этого снотворного он, может быть, очнется на несколько секунд.

– Что я должна сделать?

– Иногда пациенты, которым вводят это средство, говорят несколько слов, иногда просто смотрят.

– Но это же нельзя. Или можно?

– Я не собираюсь просить разрешения. Сделаю укол, а ты поговоришь с ним, когда он очнется.

– Поторопись, – сказала Симоне.

Эрик быстро вышел, чтобы принести все необходимое для укола. Симоне стояла возле койки Шульмана, держа его за руку, и смотрела на него. Его лицо было спокойным. Резкие черты почти разгладились – так расслабилось смуглое лицо. Всегда ироничный чувственный рот молчалив. Даже серьезной морщины не было между черных бровей. Симоне осторожно погладила его лоб. Подумала, что выставит его работы, что по-настоящему хороший художник не может умереть.

Эрик вернулся в палату. Он молча подошел к Шульману и, повернувшись спиной к двери, осторожно засучил рукав его больничной пижамы.

– Ты готова? – спросил он.

– Да, – ответила Симоне. – Готова.

Эрик достал шприц, вколол его во внутривенный катетер и медленно ввел желтоватую жидкость. Она маслянисто смешалась с прозрачной жидкостью и через иглу в локте Шульмана влилась в кровь. Эрик сунул шприц в карман, расстегнул куртку, снял электроды с груди Шульмана и прилепил на свою собственную, клеммы с его пальцев надел на свои и встал рядом с Шульманом, наблюдая за его лицом.

Ничего не произошло. Живот Шульмана равномерно, механически поднимался и опускался при помощи поддерживающего дыхание аппарата.

У Эрика пересохло во рту, его прошиб озноб.