– Успокойся, – попросила Сага, стараясь подавить раздражение. – Начни с самого начала.

– Я лежала в постели, когда Аксель вошел, – слабым голосом заговорила Беверли. – Я сразу поняла, что что-то случилось, он был весь бледный. Я подумала – он расстроился из-за того, что я ездила на попутках, мне этого нельзя.

Она замолчала и отвернулась.

– Беверли, ради бога, продолжай, у нас очень мало времени.

Беверли прошептала «извините» и вытерла слезы футболкой. Мокрые глаза, кончик носа покраснел.

– Аксель вошел, – сосредоточенно продолжила она. – Велел мне залезть под кровать и целый час прятаться… потом побежал в гостиную, и… я видела только их ноги. К нему сзади подошли двое дядек. И сделали с ним что-то ужасное. Он закричал, они повалили его на пол, завернули в белый мешок и унесли. Все было так быстро, даже не верится. Я не видела их лица… Я даже не знаю, люди ли это были.

– Погоди-ка, – попросила Сага и достала телефон. – Ты поедешь со мной и расскажешь все то же самое человеку, которого зовут Йенс Сванейельм.

Сага трясущимися от волнения руками набрала номер Карлоса Элиассона.

– У нас есть свидетель, который видел, как похищают Акселя Риссена. У меня есть свидетель, – повторила она. – Свидетель, который видел, как на Риссена напали и увезли, этого должно быть достаточно.

Слушая ответ Карлоса, Сага встретилась глазами с Беверли.

– Отлично, мы уже выезжаем, – сказала она. – Позвоните Сванейельму, пусть он свяжется с Европолом.

108 Лояльность

108

Лояльность

Рафаэль Гуиди прошел по столовой, держа в руках папку черной кожи. Папку он положил на стол и подтолкнул ее к Акселю.

– Кошмаром Понтуса Сальмана, как вы, вероятно, поняли, был вынужденный выбор между женой и сестрой, – пояснил Гуиди. – Я раньше не думал, что так уж необходимо устраивать все настолько драматично, но я… как бы это выразиться… понял: некоторые люди вообразили, что смогут избежать кошмара, убив себя. Не поймите меня неправильно. Для большинства все обстоит приятно и цивилизованно, я очень щедр к тем, кто лоялен ко мне.

– Вы угрожаете причинить вред Беверли.

– Можете выбрать между ней и своим младшим братом, если хотите, – предложил Рафаэль. Он хлебнул своего витаминного напитка, вытер уголок рта и отправил Питера за скрипкой.

– Я вам говорил, что у меня только те инструменты, на которых играл Паганини? – спросил он. – Это единственное, что меня занимает. Говорят, Паганини ненавидел собственное лицо… и я уверен, что он продал душу за то, чтобы его любили. Он сам называл себя обезьяной… но когда он играл, женщины приползали к нему на коленях. Так что дело того стоило. Он играл и играл, пока от него не начинало пахнуть серой.