– Я имел в виду другого священника, – пояснил Йона.

– Здесь только я.

Йона уже успел разглядеть его руки – чистые, без следов от инъекций.

– Когда вы стали священником? – спросил он.

– Меня назначили викарием в Катринехольме, и четыре года назад я стал пастором здесь, – приветливо ответил мужчина.

– Кто служил здесь до вас?

– Рикард Магнуссон… а до него – Эрлинд Лудин и Петер Леер Якобсон, Микаэль Фриис и… не помню.

Мужчина, видимо, чем-то порезался – на ладони приклеен грязный пластырь.

– Я задам странный, может быть, вопрос, – сказал Йона. – По каким случаям в церкви собирается много священников… и они сидят на скамьях, как прихожане?

– Во время рукоположения, но тогда мы говорим о кафедральном соборе, – услужливо ответил священник и поднял стаканчик.

– А здесь? – настаивал Йона. – Неужели в здешней церкви никогда не собиралось много священников?

– Такое возможно на панихиде при погребении священника… но кого пригласить, решает семья… каких-то особых правил для священников не существует.

– Здесь бывали панихиды по священникам?

Мужчина взглянул на надгробия, на узкие дорожки и ухоженные кусты и тихо ответил:

– Я знаю, что здесь погребен Петер Леер Якобсон.

Они вошли в притвор. Тонкие руки молодого пастора покрылись гусиной кожей от холода, идущего от каменных стен.

– Когда он умер? – спросил Йона.

– Задолго до того, как я приехал сюда. Может, лет пятнадцать назад. Не знаю.

– Есть ли список тех, кто присутствовал на его погребении?

Мужчина покачал головой, подумал.