— Что вы сказали? — Мальчик проявляет неожиданный интерес.

— Ничего. Просто мысли вслух.

— Еще один вопрос, — говорит Малин. — Ты знаком с Йимми Кальмвиком и Иоакимом Свенссоном?

— Знаком? С Йоке и Йимми? Нет, но я слишком хорошо знаю, кто это. Две порядочные свиньи.

— Они принимали в этом какое-нибудь участие?

— Ни малейшего. Я никогда бы не стал добровольно иметь с ними дело.

— Будем брать Скуглёфа? — спрашивает Малин Зака на пути к лифту по выходе из отделения.

— За что? За подстрекательство к насилию над животными?

— Ты прав. Оставим его пока. Но вероятно, в свое время нам надо будет снова поговорить с ним и Валькирией Карлссон. Кто знает, к чему еще они могли подстрекать.

— Да, а Юхан допросит остальных детей, которые были в поле.

— Ага. Но на сегодня у нас еще одно дело.

— Какое же?

— Мы должны навестить Бёрье.

Белые лакированные окошки на кухне так и сверкают чистотой, на обеденном столе финская скатерть от «Маримекко» в оранжевых и черных тонах, под потолком РН-лампа.[45]

Все на кухне Бёрье Сверда дышит покоем, а эстетический уровень далеко за пределами возможностей самой Малин.

И такой весь дом — ухоженный, уютный, красивый.

Бёрье сидит во главе стола. Его жена Анна в инвалидном кресле рядом; она мертвой хваткой вцепилась в подлокотники, лицо как застывшая маска. Ее тяжелое дыхание, упорное, мучительное, заполняет комнату.

— И что я должен был делать? — спрашивает Бёрье.

— Ты все сделал правильно, — отвечает Зак.