Этот урод дрючил меня еще семь с лишним минут. Снаружи никто не напечатал ни единой буквы. Затем он подал мне паспорт, я открыла его еще раз и посмотрела на себя с визой, проштампованной прямо у меня на голове. В1В2. Я хотела поднять шум, что заплатила за «грин кард», но одумалась: наверное, лучше все-таки взять то, что есть, а остальное пускай доделывает Чак (кто знает, что этот гад заставит меня проделывать за «зеленую карту»).

Ким Кларк, ты лжешь.

Лжешь сейчас напропалую. Многое из этого действительно имело место. Но тому типу ты ничего не сказала, даже не хмыкнула. А просто подняла юбку, приспустила трусы и мысленно взмолилась, чтобы у него не было сифилиса. А он явно нервничал, нервничал так, что ты уже тогда поняла, что ты, наверное, первая женщина, что поддалась на его шантаж, а он не мог поверить своей удаче. И никаких секунд ты не отсчитывала, а все постукивала ему задом по лобку, чтобы он не терял ритма и не думал с опаской о жене, а когда он наконец кончил, ты почувствовала к нему жалость, потому как знала, что обратно тебе идти через двери мимо его персонала. И с той поры ты на паспорт даже не взглянула, потому что, если ты это сделаешь, твое же сраное фото заставит тебя спросить у себя: стоило ли оно того? Стоило ли оно того, Ким Кларк? Да, да, да! Стоило, черт возьми! И нечего меня снова пытать расспросами. Я снова бы ему и дала, и отсосала. Даже анус бы вылизала. На дворе семьдесят восьмой год. Тысяча девятьсот гребано восьмой, и женщина должна знать, что иногда единственный путь вперед – это путь сквозь. Приземляясь в Монтего-Бэй, я уже знала: мытьем ли, катаньем, на самолете или в контейнере, но из этого места я все равно свалю. Ты уж, Ямайка, наверное, решила, что я твоя навеки? Почти уже решила, что заполучила меня… Ну так поцелуй же меня, бомбоклат, в задницу. Вот, блин, лиловые отпечатки по всему холодильнику – сколько теперь мытья предстоит, чтобы все это оттереть…

Снова жду воду. Стою под душем и слушаю, как горловина слива хрипит, будто удавленник. Гр-ребаная страна. Вода каждый день подается по часам, от сих до сих. Ну почему за домом нет реки – я бы ходила туда и мылась, как баба из сельской глубинки… Ах, какое фантастическое желание – среди дня принять душ. Смыть с себя чужого мужика перед тем, как домой придет свой. Почему я такая? Почему не чувствую больше, почему не чувствую глубже? Сердце у меня бьется сильнее, если я экспериментирую с новым блюдом. Может, если биться достаточно усердно или долго, то кровь заполнит то место, где должна обретаться совесть. Неужели вы не понимаете: я в самом деле хочу что-нибудь чувствовать. Хочу, чтобы мое сердце отчаянно билось из-за вины, которая оседлала его и не слезает. Вина, она бы что-нибудь да значила. Сколько еще натирать, чтобы добиться чистоты? О, сколько бы я отдала, чтобы вода пошла сейчас, сию же минуту… Ну пожалуйста, пока он не пришел домой. Нет? Тогда ну вас на хер, понятно? Когда он придет, я встречу его приготовленным ужином, а затем буду играться с его волосами, даже о том не думая, и ему это понравится. Может, спою ему «Танцующую королеву» – он знает, как я люблю эту песню, – или что-нибудь из Энди Гибба. Может, по радио снова передадут «Танец тени», и я потяну его из кресла со словами «ну станцуй со мной, милый», а он удивится: «Ким Кларк, пупсик, что с тобой такое?» А я возьму и покажу ему визу.