– Прошу прощения, мисс Палмер: там за вами случайно не стоит какой-нибудь младенчик? Где-нибудь в дверях…
– Папа, – укоризненно смотрит хозяйка.
– А то я не пойму, с каким ребятенком она разговаривает.
– О боже правый,
– Ничего, мэм.
– Ну и отлично. Чистящие средства в тумбочке под раковиной. Прошу осторожней с аммиаком, от него сложно выветривается запах. Обед обычно в пять, но на этот раз можно взять пиццу, только не «Шейкэй», в ней слишком много соли. Что еще я хотела сказать?… М-м-м… Да вроде всё. Ну ладно, всем пока. Папа, вы слышите? До свиданьица.
Она закрывает за собой дверь, оставляя нас наедине. Может, сказать, пока не поздно, что я вообще-то не уборщица, а «Боже благослови» агентство иного профиля?
– Тут, наверное, какая-то ошибка…
– А то я не знаю. Но мой сын, как видишь, все равно на ней женился. Вот такие дела.
Он встает и подходит к окну. Тоже высокому. Чем больше я смотрю на этого мужчину, тем больше недоумеваю, зачем я здесь. Мне не представляется, что наступит момент, когда надо будет очищать его от собственного дерьма или укладывать в постель после того, как я сменю зассанные простыни. Сейчас он стоит, подавшись к окну, – одна нога прямая, другая согнута, как будто он собирается толкнуться через стекло. Я, пожалуй, еще не видела человека в таких летах, у которого все еще сохранился зад.
– За месяц ты вторая, – говорит он, по-прежнему глядя в окно. – Не знаю, как долго ты продержишься.
– Прошу прощения, сэр, но мне не совсем понятно, зачем я здесь.
– Ей непонятно, зачем она здесь…
– «Боже благослови» – не служба гувернанток, сэр. Наверное, вот почему люди у вас не задерживаются.
Он поворачивается, и теперь к стеклу прилегает его спина.
– Знать ничего не знаю ни о каком «Боже благослови». И пожалуйста, пожалуйста,
– Хорошо. Мистер Кен.
– Ладно, пусть хоть так. Большего все равно не добиться. Сколько сейчас времени? Ты есть хочешь?