Девушка произвела такое сильное впечатление, что потрясенный Фабрицио только и произнес:

— Господи Иисусе, прими мою душу, я умираю!

При первых же звуках мужского голоса она действительно убежала, как тонконогая лань, и тело под мягко облегающими складками платья казалось по-звериному грациозным и язычески невинным.

Добежав до подружек, она оглянулась, показывая в сторону рощи рукой, с зажатой в ней гроздью винограда. Ее изумительное лицо теперь смотрелось темным пятном на цветастом фоне. Она о чем-то оживленно заговорила с подружками и тут же вся стайка исчезла из виду под грозные вопли надзирающих за ними матрон.

Только теперь Майкл Корлеоне с удивлением обнаружил, что стоит на ногах. Сердце бешено колотилось в груди, в глазах все шло кругом, кровь толкалась в виски горячими молоточками. Все ароматы волшебного острова будто разом опрокинулись на него и ударили в голову, как дурман.

Наверное, душа, отделившись от тела и уносясь в райские сады, испытывает то же. С усилием расслышал он смех своих верных спутников.

— Что, громом ударило, да? — спросил Фабрицио, хлопая его по плечу. Даже Кало, ничем обычно не проявляющий своих чувств, приветливо дотронулся до руки Майкла и сказал:

— Ничего, друг, полегче на поворотах. Успокойся, — причем в голосе его слышалось неподдельное участие, будто на Майкла наехал автомобиль.

Фабрицио откупорил бутылку с вином и подал Майклу. Майкл сделал из горлышка большой глоток и в голове его чуть-чуть прояснилось.

— С чего это вы так развеселились, черти полосатые? — спросил он, стесняясь нахлынувших неожиданно чувств.

— Да ничего, не переживай, — сказал ему на это Кало вполне серьезно, — еще никому не удавалось скрыть, если настигнет «удар грома». Тут не стесняться, тут радоваться надо. Так Господь отмечает счастливчиков.

Нельзя сказать, что Майкл стал счастливее от его слов. Особенно ему не понравилось, что посторонние смогли прочесть по лицу его мысли. Но такое случалось с ним впервые в жизни. Сегодняшние ощущения не имели ничего общего ни с детскими влюбленностями, ни с его отношениями к Кей. Любовь к Кей покоилась не на внешнем очаровании, или, во всяком случае, не только на нем. Майкла привлекали к ней другие достоинства: то, что она умна и интеллигентна, то, как умеет логически мыслить и как относится к жизни. Наконец, то, что Кей — натуральная блондинка, тогда как сам Майкл — брюнет, а противоположности кажутся особенно притягательными.

Сейчас же, здесь, в сицилийском апельсиновом саду, его охватило сумасшедшее желание обладать этой девочкой во что бы то ни стало. Ее нежное лицо, казалось, вспышкой отпечаталось на коре его головного мозга. Майкл как-то сразу понял, что если не сможет заполучить ее, неосуществившееся желание будет мучить всю оставшуюся жизнь, отрицая любые другие желания и увлечения. Он должен был добыть ее для себя одного. Все свелось к этой простой банальной мысли, все сконцентрировалось вокруг этого. Остальное перестало иметь значение. Все долгие месяцы изгнания Майкл не переставал думать о Кей, переживать из-за нее, уговаривать себя, что ему больше не суждено быть с нею вместе и даже остаться друзьями. Ведь после случившегося он был, вероятно, в ее глазах таким же убийцей-мафиозо, как другие гангстеры, мелькавшие на страницах газет. Наверное, она решила, что ничего не поделаешь, волк всегда в лес смотрит. Это все время терзало Майкла, но сейчас в один миг перестало иметь хоть какое-нибудь значение. Казалось, образ Кей бесследно исчез из его памяти.