За десять минут Гвен сумела, галантно демонстрируя шарм и освоенный в частной школе французский, к тому же подсунув несколько франков под вязанную крючком скатерку, убедить хмурую мадам принести нам потрепанную книгу записи в голубой обложке. Прежде чем вручить ее нам, хозяйка наморщила нос и сдула в окошко пыль с книги.

– А давно у вас в меню, – спросила Гвен, – окунь под шафрановым соусом?

– Всегда был, – сказала хозяйка, кладя книгу перед нами.

Мы нашли забронированный на имя Николь Дэро столик по дате – 22 сентября 1971 года. Трое взрослых и ребенок.

Я оглядел зал. Желтоватые скатерти, постукивание раскладываемых приборов… Попробовал при помощи этих звуков вызвать воспоминания, но они не шли на ум.

– Тут снова ее имя, – отвлекла меня Гвен от этих мыслей.

– Где?

Девушка перевернула страницу. Там были записаны заказы на следующий вечер.

– Они опять заказали столик. Но только на трех взрослых. Как и накануне, но без ребенка.

Я не отрывал глаз от имени матери.

– Гм, – сказал я.

– Что?

– Да нет, ничего.

– Как это ничего? С кем они собирались отужинать?

– Наверное, – сказал я, – с твоим дедушкой. А Эйнар должен был остаться со мной. Но в тот вечер столик остался незанятым. Их уже не было в живых.

* * *

В тот вечер я ел то же, что ели мои родители во время своей последней трапезы.

Окуня под шафрановым соусом. Эта пряность была столь же нова для меня, как, наверное, и для них в свое время. Мгновенные всполохи аромата кроваво-оранжевых ниточек, истекающие в мягкий светлый соус. Это благоухание глубоко проникало в меня, пробуждая к жизни давно прошедшие дни. На какие-то секунды мне удавалось удержать перед мысленным взором эти картины.

Вкусовые ощущения были похожи на воспоминания. Легкое блюдо без амбиций, соус, требовавший сосредоточенности: никаких кричащих ощущений в органах чувств. Всего лишь неповторимый нежный аромат, заставлявший мой мозг вибрировать и настраивавший его на частоту 1971 года.

Нечеткая игра теней, расплывчатые образы… и все же я сильнее, чем когда-либо, ощущал свою близость к родителям. Представлял, как мама растерялась, впервые попав в Отюй и расспросами узнав дорогу на ферму, куда ее не пустили. Мне казалось, я проник в мысли, одолевавшие ее, когда она вернулась сюда, чтобы поставить точку в каком-то деле.