– Совсем нет цветов, – сказал я Гвен. – Так странно…
Я завел машину, и мы поехали. Моя спутница продолжала молчать.
– После той войны девятьсот тридцать гектаров земли во Франции было занято военными кладбищами, – сказала она через некоторое время. – Мы на все будем заходить?
И тут, словно нас принесло туда течением, показался щит с надписью «Отюй».
– Ты проехал мимо? – бесстрастно спросила Гвен.
– Дa, – сказал я. – Слишком… тяжело. Даже захотелось повернуть домой.
– Смотри, – сказала она, кивнув на самую высокую точку на местности, на вершине пологого склона.
Там возвышался какой-то чужеродный колосс, цвет которого в дымке было не определить. Огромная арка, не гармонирующая с окружающим ее пейзажем, словно кричащая поверх холмов.
– Тьепваль, – сказала Гвен. – Памятник не вернувшимся с войны.
Я посмотрел на нее.
– Прекрати! – прошипела она. – Я
– Успокойся. О Тьепвале рассказывал оружейник. Я просто хотел сказать, что арка несуразно огромная.
– А знаешь,
Поставив машину на нейтралку, я подчеркнуто четко произнес:
– Нет, не знаю.
– Чтобы на ней уместились все имена. Они высечены на колоннах. Семьдесят три тысячи солдат. Которые пропали без вести или которых не сумели опознать. Именно здесь ты найдешь солдат дедушкиной роты. И нет, я туда не хочу.
Сзади подкатил автобус с туристами. Я отъехал к придорожной канаве, чтобы пропустить его. Выжидательно посмотрел на Гвендолин, но она больше ничего не сказала.